Процесс против Уайльда и Тайлора. Заседание 30-го апреля 1895 года
Разбирательство происходит в Центральном Криминальном Суде (Centrsl Criminal Court). Судья Г-н Чарльз, обвинителями выступают - гг. Гилль и Авори, защитниками Уайльда Сэр Эдвард Кларк, Г. Карл Матьюз и Траверс-Гумфрей. Тайлора защищают гг. Грайн и Павел Тайлор.
Обвинительный акт состоит из 25 пунктов.
Г. Гилль. - После окончания предварительного следствия, я пришел к тому убеждению, что нам приходится отказаться от обвинения в сообщничестве и в предварительном уговоре. Но я констатирую, что отобрание показаний в материальном смысле доказало только наличность таких фактов, которые способны поддержать все другие пункты обвинительного акта.
Сэр Э. Кларк. - Если бы это произошло в первой инстанции, то я тотчас же потребовал бы отдельного разбирательства по делу Уайльда и Тайлора. Во всяком случае, теперь я требую вердикта о невиновности по тем пунктам обвинения, которые будут опущены.
Г. Гилль. - Я протестую против этого требования. Я могу на основании спорных пунктов обвинения поставить при допросе вопросы, которые я не мог бы поставить на основании отдельных случаев.
Судья. - На этом основании требование Сэра Кларка отклоняется.
Сэр Кларк. - Я обращаюсь к Господам Присяжным. Редким случаем в редком процессе является, по моему мнению, это запоздалое взятие назад некоторых пунктов обвинения. Я намеревался вызвать г-на Уайльда в качестве свидетеля, но до сих пор мне не удалось этого сделать. Дальнейшим, достойным внимания обстоятельством, является настроение части печати во время этого дела, настроение это было таково, что в значительной степени угрожало независимости судебных властей и весьма вредно отразилось на судьбе моего клиента.
По-моему, неблагородно и некрасиво идентифицировать человека с его книгами. Еще Коллеридж сказал: "Не суди человека по его книгам, он всегда окажется выше и значительнее их". Но г. Уайльда судили даже на основании книг, которых он не писал и содержание которых он осуждал самым энергичным образом. Что же касается "Портрета Дориана Грэя", то это сочинение было напечатано в "Лительтонском магазине", являющемся бесспорно самым приличным журналом во всем Соединенном Королевстве. Весь допрос, который производился по этому предмету, был направлен к тому, чтобы заставить присяжных составить себе самое неверное и неблагоприятное мнение о деле. И затем, поставили ли себе присяжные хоть один раз вопрос о том, как это вообще могло случиться, что г. Уайльд оказывается теперь обвиненным в делах, будто бы совершенных им 18 месяцев тому назад? Причиною этому то, что г. Уайльд сам содействовал преданию гласности всего дела; это было его желание и его собственная воля. И кто же напал на него? Человек, с которым развелась его собственная жена, бывшая всегда, как и ее сыновья, в дружеских отношениях с г. Уайльдом.
(Речь г-на Кларка сокращается).
Г. Гилль. - Я оспариваю, чтобы эти заключения были применимы к данному случаю. Сэр Эдвард должен был бы привести их в прошлом процессе, в присутствии Маркиза Куинсберри - теперь же, в отсутствии Маркиза, я протестую против этого.
Судья. - Письма, которые вы, по этому поводу, только что привели, фигурировали на предыдущих допросах?
Сэр Кларк. - Да, милорд.
Судья. - Но ваши указания весьма печального свойства.
Г. Гилль. - Конечно, совершенно печального....
Сэр Кларк. - Я нахожу забавным, что мой коллега делает мне замечание по поводу приведения печальных указаний…
Г. Гилль. - Забава эта не была преднамеренной…
<…>
Сэр Кларк. - Я должен был показать, в каком духе писал Маркиз членам своей семьи. Пока эти письма имели только отношение к членам семьи, г. Уайльд не имел никакого повода вмешиваться в это дело. Последний был ему дан только, благодаря визитной карточке в клубе. Когда же я посоветовал г. Уайльду, во время процесса против Маркиза взять обвинение обратно, это было вызвано защитой, то это произошло только потому, что я убедился, что присяжные не осудят Маркиза. Но я вполне отдавал себе отчет в той тяжкой ответственности, которую я на себя принимал, давая подобный совет. Я себе говорил, что обвинение, взводимое на моего клиента, не могло быть должным образом расследовано в процессе из-за оскорбления. Мой клиент не испугался этого расследования. Если бы он чувствовал себя виновным, то разве подал бы он сам повод ко всем этим расследованиям, возбудив обвинение против Маркиза… И это еще не все… За несколько дней до первого процесса он был поставлен в известность относительно тех оскорбительных утверждений, с которыми намерены были против него выступить. 30 марта Уайльд узнал подробный перечень обвинений. Если бы он сознавал себя виновным, то разве он остался бы дольше в Англии? Он должен был бы быть сумасшедшим, чтобы иметь смелость против обвинения.
Затем Сэр Эдвард потребовал допроса обвиняемого, заявляя, что допрос этот должен будет окончательно убедить присяжных в невозможности придти к выводу о виновности, на основании собранных доказательств.
Вызывается Оскар Уайльд.
Сначала он дает, как и в первом процессе, показания, относительно своей личности.
Сэр Кларк. - Почему вы имели, кроме вашей квартиры в Тайтсгрите, еще другую на площади Св. Якова?
У. - Моя квартира несколько мала, а так как мои сыновья не ходят в школу, она недостаточно спокойна для литературных занятий. Только для этой цели и была нанята мною другая квартира; там я писал все свои вещи.
Сэр Кларк. - Вы слышали показания свидетелей. Есть ли что-либо правдивое в направленных против вас обвинениях?
У. - Ничего нет верного во всем сказанном обо мне.
Затем происходит перекрестный допрос обвиняемого Г. Гиллем. Он читает стихотворение Лорда Альфреда Дугласа из "Хамелеона", озаглавленное "Похвала Стыдливости", относительно толкования которого начинается спор. Уайльд объявляет, что "Стыдливость" нужно понимать в этом стихотворении в том смысле, что это ничто иное как "скромная сдержанность". Во всяком случае, от него не могут требовать толкования чужих стихотворений.
Переходят к стихотворению "Две любви".
Гилль. Объясняли вам значение этого стихотворения?
У. - Мне думается, оно ясно само по себе.
Гилль. - Так что нет никакого сомнения относительно того, что оно означает?
У. - Конечно, нет.
Гилль. - Что же это за любовь, которая там описывается?
У. - Любовь, которая в этом столетии не смеет назвать своего имени, это та большая склонность более пожилого человека к более молодому, как она существовала между Давидом и Ионафаном, как ее принял за основание для своей философии Платон, как мы ее находим в сонетах Микеланджело и Шекспира, - та глубокая душевная склонность, которая столь же чиста, как и совершенна и которая порождает великие произведения искусства, как вещи Шекспира и Микеланджело, или те мои два письма; та любовь, которая не понята в нашем веке, так не понята, что из-за нее я очутился там, где я сегодня себя вижу. Она полна красоты, она прекрасна, она представляет самую благородную форму всякой любви. Она духовна и она бывает всегда между пожилым и молодым человеком, когда первый полон вдохновения, а второй сохранил еще нетронутыми полноту надежд и радость жизни. Что это так должно быть, этого человечество понять не хочет. Оно насмехается и иногда ставит к позорному столбу, из-за этой любви…
(На этом месте раздаются громкие аплодисменты, так что судья принужден пригрозить очистить трибуну).
Гилль. - Вы жили с Лордом Альфредом Дугласом в Савой-Отеле, в начале марта 1893 г.?
У. - Да.
Гилль. - И после этого он переехал на частную квартиру?
У. - Да.
Гилль. - Вы, конечно, будете утверждать, что показания свидетелей, допрошенных относительно этого случая, ложны?
У. - Совершенно ложны.
Гилль. - Вы слышали показание, данное лакеем из Савоя?
У. - Да, оно совершенно ложно.
Гилль. - Не имели ли вы в течение той недели небольшой ссоры с Лордом Альфредом Дугласом?
У. - Нет, мы никогда не ссорились, может быть, небольшая размолвка. Иногда он говорил вещи, которые меня огорчали, а иногда я его огорчал таким же образом.
Гилль. - Не сказал ли он вам тогда что-нибудь неприятное?
У. - Я всегда нарочно забываю, когда он говорит что-нибудь в этом роде.
(Далее его расспрашивают относительно частностей, взятых из показаний служебного персонала Савой-Отеля).
У. - (Взволнованно). Каким образом могу я возражать на утверждения прислуги, относительно таких мелочей, спустя два года после моего выезда из гостиницы. Это детские вопросы. Я ведь после этого постоянно жил в Отеле.
Гилль. - Вы ведь имели случай видеть протокол, относительно свидетельских показаний.
У. - Да.
Гилль. - И вам также было известно, что присяжные дадут решение в смысле признания наличности и правдивости приведенных доказательств?
У. - Нет, этого я не знал; я не был при обсуждении, и я только что узнал от своего защитника, что от присяжных нельзя добиться обвинительного вердикта.
Гилль. - Что вы считаете ложным в показании Шеллей?
У. - Его отчет о происшествии совершенно неверен. Правда то, что он был со мною в Индепендент-Театре, но в ложе и с несколькими друзьями. Шеллей имел привычку писать мне болезненные письма, в которых он называл себя великим грешником и говорил, что нуждается в утешении религии.
Гилль. - Бывал ли Паркер в Савое?
У. - Никогда.
Гилль. - Пытался ли Аткинс вымогать у вас деньги?
У. - Никогда. Описание, данное им, обеда в Лондоне, страшно искажено.
Гилль. - Каким образом познакомились вы с Тайлором и почему вы у него бывали?
У. - Г. Швабс представил мне его. Я посещал Тайлора, так как встречал у него актеров и певцов.
Гилль. - Не казалось ли вам странным - улица, дом, вся обстановка?
У. - Во Франции это называется "богемой".
Гилль. - Не видали ли вы в Калэ мальчика, по имени Танкардэ?
У. - Нет.
Гилль. - Припомните, в гостинице, в Калэ, недавно, когда вы ездили с Лордом Альфрсдом Дугласом.
У. - Ах, это должно быть мальчик из гостиницы… В таком случае я, конечно, видел Танкардэ.
Гилль. - Что же касается вашей дружбы ко всем тем лицам, которые я назвал, то я должен предположить, Г. Уайльд, что вы к ним всем питаете чувство того глубокого расположения пожилого человека к молодому, которое вы перед этим описали?
У. - Конечно, нет. Это можно испытать только раз в жизни.
Затем следует допрос Тайлора.
Тайлор дает сведения о своей личности. Его отец имел прежде большое торговое предприятие, которое перешло теперь к акционерной компании. Он воспитывался в Мальборо, а после у частного учителя в Престоне, около Брайтона. Затем он служил в милиции. Когда он достиг совершеннолетия в 1883 г., то получил состояние в 45.000 ф.
Направленные против него обвинения совершенно ложны. Перекрестный допрос не дает ничего особенного.
Затем следует речь защитника Уайльда, Сэра Эдварда Кларка.
После того, как он отмечает тенденциозный способ ведения процесса, он переходит к освещению личности самого Уайльда. По его мнению, это необыкновенный человек, человек, написавший замечательные стихотворения, блестящие драмы и прелестные этюды, - человек, с молодых лет изучавший литературы всего света и в особенности древнюю. Если такой человек написал письмо, кажущееся обыкновенным людям странным и преувеличенным, то должно принять во внимание, что у него другие идеи и иные выражения и, если он, наконец, решается зайти так далеко, чтобы сказать, что он не отступит перед приговором всего света, то в этом нет еще причины, чтобы считать его недостойным доверия. Какие люди выступили против него свидетелями? Несколько подозрительных вымогателей, а Шеллей даже сам объявил, что находился в состоянии умственного расстройства, когда писал письма, которые были впоследствии приведены. Конечно, он, защитник, знает, как тяжело и трудно присяжным освободиться от влияния того, что они слышали и что утверждалось перед ними; но тем не менее, он просит их при постановлении приговора дать веру только той части доказательств, которая приведена вполне свободными от посторонних внушений людьми. В таком случае, он вполне уверен в том, что решение присяжных освободит одного из самых знаменитых писателей современности и все общество от сознания наложенного на него пятна.
Речь продолжается в течение двух часов и вызывает гром аплодисментов со стороны трибуны.
После этого, следует защита Тайлора - г. Грайном. Защитник отмечает тот, по его мнению, характерный факт, что, несмотря на все пущенные в течение двух процессов вспомогательные средства, как полиция и сыщики, все-таки не удалось установить, чтобы в одной из многочисленных квартир, в которых жил Тайлор, действительно происходило то, что утверждалось главными свидетелями. Что же касается этих последних, то Паркер известен как профессиональный вымогатель, а свидетель Аткинс был изобличен в даче ложных показаний под присягой.
После некоторых возражений со стороны г. Гилля, заседание суда откладывается на сутки.
2015– © «Оскар Уайльд»