Письмо Оскара Уальда Джорджу Александеру. Середина февраля 1892 г. Первое письмо.
Гостиница «Альбемарл»
[Середина февраля 1892 г.]
Что касается реплики миссис Эрлин в конце второго акта, то, как Вы должны помнить, вплоть до вечера в среду миссис Эрлин торопливо уходила, оставляя лорда Огастуса в состоянии растерянности. Так и написано в авторских ремарках. Я не знаю, когда эта сцена была изменена, но меня следовало тотчас же поставить в известность. А так это явилось для меня ошеломляющей неожиданностью. Я ни в малейшей степени не возражаю против этого изменения. Оно не нарушает психологического рисунка пьесы… Упрекать меня за то, что я не написал реплику для сценического эпизода, в отношении которого со мной не советовались и о котором я находился в полном неведении, конечно же несправедливо. Что до новой реплики, написанной вчера, то лично я считаю ее достаточной. Мне хочется, чтобы вся сцена миссис Эрлин с лордом Огастусом разыгрывалась в темпе «торнадо» и заканчивалась как можно быстрее. Тем не менее я подумаю над репликой и переговорю о ней с мисс Терри. Если бы меня известили о внесенном изменении, я, конечно, имел бы больше времени, а коль скоро в результате болезни, вызванной треволнениями, которые я пережил в театре, я не смог присутствовать на репетициях в понедельник и вторник, надо было сообщить мне о нем письмом.
Что же касается другого Вашего предложения — раскрыть секрет пьесы во втором акте, — то, намеревайся я выдать этот секрет, сохранение которого создает атмосферу любопытства и напряженного ожидания, столь существенную для драмы, я совершенно по-другому написал бы всю пьесу. Я изобразил бы миссис Эрлин этаким вульгарным чудовищем и выбросил бы эпизод с веером. Зрители вплоть до последнего действия не должны знать, что женщина, которую леди Уиндермир собиралась ударить своим веером, — ее собственная мать. Эта нота была бы слишком резкой, слишком ужасной. Они узнают об этом после того, как леди Уиндермир покинула дом своего мужа, чтобы искать защиты у другого мужчины, и их внимание сосредоточено на миссис Эрлин, которой с драматической точки зрения и принадлежит последний акт. Помимо того это губило бы эффект драматического изумления, вызываемого как эпизодом, когда миссис Эрлин берет письмо и вскрывает его, так и ее самопожертвованием в третьем акте. Ведь если бы зрители знали, что миссис Эрлин — ее мать, в ее самопожертвовании не было бы ничего удивительного: именно этого от нее бы и ожидали. Но в моей пьесе самопожертвование драматично и неожиданно. Возглас, с которым миссис Эрлин бросается в соседнюю комнату, услышав голос лорда Огастуса, этот неистовый жалкий вопль самосохранения: «Так это я пропала!» — показался бы зрителям отталкивающим в устах родной матери. Зато в устах женщины, которую они считают авантюристкой и которая, желая спасти леди Уиндермир, заботится в критический момент о своей собственной репутации, он покажется естественным и весьма драматичным. К тому же это погубило бы последний акт, а главное достоинство моего последнего акта состоит, на мой взгляд, в том, что, вместо того чтобы объяснять, как это делается в большинстве пьес, вещи, уже известные зрителям, он дает неожиданную разгадку тайны, которую зрители желают узнать, и при этом раскрывает характер, еще не разработанный литературой.
Затронутый Вами вопрос — что зрители могут неправильно истолковать отношения между лордом Уиндермиром и миссис Эрлин — всецело зависит от исполнения. В первом акте Уиндермир должен убедить зрителей в абсолютной искренности того, что он говорит жене. Это вытекает из его реплик. Он не говорит жене: «Ничто в прошлой жизни этой женщины не бросает на нее тень». Он прямо говорит: «Много лет назад миссис Эрлин согрешила. Теперь она хочет вернуться в общество. Помоги ей вернуться». На высказанные его женой предположения он отвечает не банальными фразами вроде: «О, между нами ничего такого нет. Мы просто друзья, и все», — нет, он с ужасом отвергает подобное предположение.
На балу он держится с миссис Эрлин холодно, учтиво, но несколько жестко — не так, как держит себя любовник. Когда они беседуют наедине, Уиндермир не употребляет ни единого слова, которое говорило бы о нежности или любви. Всем своим поведением он показывает, что эта женщина имеет над ним власть, но такую, которая внушает ему отвращение, почти мучительное.
На чем держится ее власть? Об этом пьеса.
Я так подробно остановился на этом вопросе потому, что всегда тщательно и вдумчиво рассматриваю каждое Ваше предложение. Иначе достаточно было бы сказать, что произведение искусства, созданное по определенному плану и тщательно продуманное с одной определенной художественной точки зрения, не может быть внезапно изменено, и, уверен, Вы сами по размышлении признали бы мою правоту. Ведь это обессмыслило бы каждую реплику, обесценило бы каждое положение. Можно было бы написать не менее хорошую пьесу, в которой зрители заранее бы знали, кто такая миссис Эрлин на самом деле, но для нее потребовались бы совершенно иные диалоги и совершенно иные положения. Я построил свой дом на неком фундаменте, и фундамент этот не может быть изменен. И я не могу сказать ничего больше.
Что до наших личных дел, то надеюсь, что сегодняшний вечер будет вполне гармоничным и мирным. После премьеры пьесы и до моего отъезда на юг Франции, куда я вынужден поехать лечиться, нам было бы разумно хотя бы один раз встретиться для объяснения. Искренне Ваш
Оскар Уайльд
Комментарии
Это и два последующих письма написаны в период репетиций пьесы Уайльда «Веер леди Уиндермир», премьера которой состоялась в театре «Сент-Джеймс» 20 февраля 1892 года. Джордж Александер исполнял роль лорда Уиндермира, Мэрион Терри — миссис Эрлин, X. X. Винсент — лорда Огастуса Лортона, Лили Хэнбери — леди Уиндермир.
2015– © «Оскар Уайльд»