Оскар Уайльд. Вера, или Нигилисты[1] (читать онлайн)
Vera; or, The Nihilists - Вера, или Нигилисты
Драма в четырех актах с прологом
Оглавление
Действующие лица в прологе
Петр Сабуров (хозяин гостиницы)
Вера Сабурова (его дочь)
Михаил (крестьянин)
Дмитрий Сабуров Николай
Полковник Котемкин
Действующие лица в пьесе
Царь Иван
Князь Павел Мараловский (премьер-министр России)
Князь Петрович
Граф Рувалов
Маркиз де Пуаврар
Барон Рафф
Генерал Котемкин
Паж
Гвардейский полковник Нигилисты
Петр Чернавич, председатель союза нигилистов Михаил
Алексей Иванасьевич, известный как студент-медик
Профессор Марфа
Вера Сабурова
Солдаты, заговорщики и пр.
Пролог
Петр (греет руки над плитой). Вера еще не вернулась, Михаил?
Михаил. Нет, батюшка Петр, еще не вернулась. До почтового отделения добрых три мили; кроме того, ей нужно подоить корову, а эта мышастая скотинка на редкость изворотлива, и девушке трудно с ней управиться.
Петр. Почему же ты не пошел с ней, глупый мальчишка? Она никогда не полюбит тебя, если ты не будешь наступать ей на пятки — женщинам нравится, когда их донимают.
Михаил. Она говорит, я и так слишком донимаю ее. Боюсь, батюшка Петр, она так никогда и не полюбит меня.
Петр. Э-ге-ге, мальчик, почему бы и нет? Ты молод и был бы хорош собой, если бы Господь или твоя мать одарили тебя другим лицом. Разве ты не один из лучших егерей у князя Мараловского, разве у тебя нет фермы с добрым выгоном и лучшей коровой на деревне? Чего еще нужно девке?
Михаил. Но Вера, батюшка Петр…
Петр. У Веры, паренек, слишком много идей в голове, а по мне бы их лучше и вовсе не было. Я прекрасно обхожусь без них, почему бы моим детям не поступать так же? Посмотри на Дмитрия! Он мог бы остаться здесь и содержать постоялый двор; многие молодые парни ухватились бы за такое предложение в наши трудные времена. Но этому бестолковому мальчишке понадобилось отправиться в Москву изучать законы! Что он хочет знать о законах? Я говорю: человек выполняет свой долг, и никто его не потревожит.
Михаил. Да, батюшка Петр, но. еще говорят, что хороший юрист может нарушать закон так часто, как ему захочется, и никто его не пожурит за это. Если человек знает закон, он знает свой долг.
Петр. В самом деле, Михаил, если человек знает закон, то может сотворить любое беззаконие, когда ему вздумается; именно поэтому лодыри становятся законниками. Только на это они и годятся. Вот он и подался в юристы, и, кстати, не прислал нам ни строчки уже четыре месяца. Хорош сын, а?
Михаил. Полно, полно, батюшка Петр! Должно быть, его письма затерялись по пути. Может быть, новый почтарь неграмотный — у него довольно тупой вид. А Дмитрий… что ж, он был лучшим парнем на деревне. Помнишь, как он застрелил медведя у овина той морозной зимой?
Петр. Да, выстрел был славный. Я и сам не смог бы лучше.
Михаил. А как он танцует! Помните, как он заставил трех скрипачей валиться с ног от усталости в позапрошлом году?
Петр. Ну да, парень он был веселый. Вся серьезность досталась девчонке — иногда она целыми днями ходит суровая, что твой священник.
Михаил. Вера всегда думает о других.
Петр. В этом ее ошибка, мальчик. Пусть Бог и царь-батюшка присматривают за миром. Не мое это дело — латать соседскую крышу. Вон прошлой зимой старый Михаил замерз до смерти в пургу, когда ехал на санях, а потом, когда пришли тяжелые времена, его жена и дети померли с голоду. Какое мне дело до этого? Не я создал этот мир. Пусть Бог и царь заботятся о нем. А потом урожай сгнил на корню, грянула оспа, и попы не успевали хоронить людей, так что мертвецы валялись на дорогах. Какое мне дело до этого? Не я создал этот мир. Пусть Бог и царь заботятся о нем. Или позапрошлой осенью, когда река вдруг вышла из берегов, снесла школу, и все ребятишки утонули. Не я создал этот мир — пусть Бог и царь заботятся о нем.
Михаил. Но, батюшка Петр…
Петр. Нет, нет, мой мальчик. Ни один человек не сможет выжить, если взвалит себе на плечи соседскую ношу. (Входит Вера в крестьянском платье.) Ну, доченька моя, долго ты пропадала. Где же письмо?
Вера. Сегодня письма нет, батюшка.
Петр. Я так и знал.
Вера. Но оно придет завтра, батюшка.
Петр. Проклятье на его голову! Неблагодарный сын!
Вера. Прошу вас, батюшка, не говорите так о нем. Должно быть, он заболел.
Петр. Ага! Наверное, заболел от распутства.
Вера. Как вы можете говорить про него такие вещи, батюшка! Вы же знаете, что это неправда.
Петр. Если так, то куда деваются деньги? Послушай, Михаил: я отдал Дмитрию половину состояния его матери, чтобы он заплатил за свою учебу в Москве. Он написал лишь три раза и каждый раз просил еще денег. Деньги-то он получил, но не по моей воле, а по ее желанию (указывает на Веру), и теперь уже пять месяцев, считай полгода, мы ничего не слышали от него.
Вера. Батюшка, он вернется.
Петр. Ну да, блудные сыновья всегда возвращаются, но ему лучше не переступать порог моего дома.
Вера (садится с задумчивым видом). С ним случилось что-то плохое. Может быть, он умер? Ох, Михаил, я так тревожусь за Дмитрия.
Михаил. Ты никогда не полюбишь никого, кроме него, Вера?
Вера (с улыбкой). Не знаю; в мире есть много других вещей, кроме любви.
Михаил. Ничто другое не стоит любви, Вера.
Петр. Что там за шум, Вера? (Слышен металлический лязг.)
Вера (встает и подходит к двери). Не знаю, батюшка. Это не похоже на коровьи колокольчики, иначе я подумала бы, что Николай вернулся с ярмарки. Ох, батюшка! Это солдаты спускаются с пригорка, и один из них едет верхом. Какие они красавцы! Но с ними есть другие люди, в кандалах. Должно быть, это грабители. Ох, не пускай их, батюшка, я не могу на них смотреть!
Петр. Люди в кандалах? Значит, нам повезло, девочка! Я слышал, что здесь будет новая дорога в Сибирь, по которой каторжников погонят на рудники… слышал, да сначала не поверил. Под конец все же выпала удача! Шевелись, Вера, шевелись! Все-таки я умру богатым человеком. Теперь у нас не будет отбоя от хороших постояльцев. Честный человек должен иметь возможность хотя бы иногда зарабатывать на мошенниках.
Вера. Эти люди мошенники, батюшка? Что они сделали?
Петр. Думаю, это те самые нигилисты, о которых нас предупреждал священник. Не стой без дела, девочка!
Вера. Тогда, наверное, они нехорошие люди.
Гомон солдат снаружи и крик «Стой!». Входит офицер со взводом солдат и восемью мужчинами в кандалах, одетыми в обноски. Один из них поспешно натягивает пальто на голову и прячет лицо; некоторые солдаты охраняют вход, другие рассаживаются. Заключенные остаются стоять.
Полковник. Эй, хозяин!
Петр. Да, полковник.
Полковник (указывая на нигилистов). Дай этим людям немного хлеба и воды.
Петр (себе под нос). С такого заказа много не заработаешь.
Полковник. Что у тебя найдется для меня?
Петр. Хорошая вяленая оленина, ваше превосходительство, и немного ржаного виски.
Полковник. Больше ничего?
Петр. Отчего же, ваше превосходительство, есть еще виски.
Полковник. Что за олухи эти крестьяне! У тебя есть комната получше, чем эта?
Петр. Да, имеется.
Полковник. Веди меня туда. Сержант, поставьте часового снаружи и проследите, чтобы эти негодяи ни с кем не разговаривали. (К арестантам.) И чтобы не смели написать ни слова, собаки, иначе вас выпорют! Теперь вернемся к оленине. (Обращаясь к Петру, склонившемуся перед ним.) С дороги, бестолочь! (Замечает Веру.) А это кто такая?
Петр. Моя дочь, ваше превосходительство.
Полковник. Она грамотная?
Петр. Так точно, ваше превосходительство.
Полковник. Тогда она опасная женщина. Крестьянам нельзя разрешать ничего подобного. Пашите свои поля, собирайте урожай, платите налоги и слушайтесь господ — вот ваш долг.
Вера. А кто наши господа?
Полковник. Девушка, эти люди пожизненно отправляются в рудники за то, что задавали такой же дурацкий вопрос.
Вера. Тогда их осудили несправедливо.
Петр. Вера, держи язык за зубами. Она глупенькая девочка, ваше превосходительство, и слишком много болтает.
Полковник. Все женщины слишком много болтают. Ладно, где оленина? Граф, я жду вас. Как вы можете что-то найти в крестьянской девушке с грубыми руками? (Уходит в глубь дома вместе с Петром и своим адъютантом.)
Вера (обращаясь к одному из нигилистов). Не хотите ли присесть? Должно быть, вы устали.
Сержант. Постойте-ка, девушка, никаких разговоров с арестантами.
Вера. Я поговорю с ними. Сколько вы хотите?
Сержант. А сколько у вас есть?
Вера. Вы позволите им сесть, если я отдам вам это? (Снимает свое ожерелье.) Это все, что у меня есть. Оно принадлежало моей матери.
Сержант. Что ж, красивая вещица, да и весит прилично. Что вам нужно от этих людей?
Вера. Они устали и проголодались. Вы разрешите мне подойти к ним?
Один из солдат. Путь идет, коли платит.
Сержант. Хорошо, будь по-вашему. Но если полковник вас увидит, то придется пойти с нами, моя милая.
Вера (подходит к нигилистам). Садитесь. Должно быть, вы устали. (Подает им еду.) Кто вы такие?
Арестант. Нигилисты.
Вера. Кто заковал вас в кандалы?
Арестант. Царь-батюшка.
Вера. Почему?
Арестант. За то, что мы слишком любили свободу.
Вера (обращаясь к заключенному, который прячет лицо). Что вы хотели сделать?
Дмитрий. Освободить тридцать миллионов людей, порабощенных одним человеком.
Вера (изумленная звуком его голоса). Как вас зовут?
Дмитрий. У меня нет имени.
Вера. Где ваши друзья?
Дмитрий. У меня нет друзей.
Вера. Дайте мне взглянуть на ваше лицо.
Дмитрий. Вы не увидите на нем ничего, кроме страдания. Они пытали меня.
Вера (откидывает пальто с его лица). О господи! Дмитрий, брат мой!
Дмитрий. Шшш! Успокойся, Вера. Мой отец не должен знать; это убьет его. Я думал, что могу освободить Россию. Однажды вечером в трактире я услышал, как люди говорят о свободе. Раньше я никогда не слышал этого слова. Мне казалось, что они говорят о новом божестве. Тогда я присоединился к ним. Все мои деньги пошли на новое дело. Пять месяцев назад нас схватили. Меня застали, когда я печатал листовки; теперь меня пожизненно сослали на каторгу. Я не мог написать вам… мне казалось, вам лучше будет думать, что я умер, ведь они все равно хотят закопать меня живьем.
Вера (оглядываясь по сторонам). Ты должен бежать, Дмитрий. Я займу твое место.
Дмитрий. Невозможно! Ты можешь только отомстить за нас.
Вера. Я отомщу за вас.
Дмитрий. Слушай! В Москве есть дом…
Сержант. Арестанты, смирно! Полковник возвращается… девушка, ваше время истекло.
Входит полковник в сопровождении адъютанта и Петра.
Петр. Надеюсь, ваше превосходительство осталось довольно угощением. Я сам застрелил оленя.
Полковник. Оленина была бы лучше на вкус, если бы ты поменьше болтал о ней. Сержант, готовьтесь к выступлению. (Вручает Петру кошелек.) Вот, держи, мошенник!
Петр. Теперь я буду богат! Многая лета вашему превосходительству. Надеюсь, вы часто будете проезжать этой дорогой.
Полковник. Клянусь святым Николаем, надеюсь, что нет. (Обращаясь к Вере.) Девушка, больше не задавайте вопросов о том, что вас не касается. Я не забуду ваше лицо.
Вера. Я тоже не забуду ваше лицо и то, чем вы занимаетесь.
Полковник. Вы, крестьяне, слишком обнаглели с тех пор, как перестали быть крепостными. Кнут для вас — лучшая школа, чтобы учиться политике. Пойдемте, сержант.
Полковник поворачивается и идет в глубь сцены. Арестанты выходят строем по двое; когда Дмитрий проходит мимо Веры, он роняет на пол листок бумаги. Она наступает на листок и остается стоять.
Петр (который пересчитывал деньги, полученные от полковника). Многая лета вашему превосходительству! Надеюсь скоро встретить новую партию каторжников. (Внезапно замечает Дмитрия, выходящего из двери, и с криком выбегает наружу.) Дмитрий! Дмитрий! Боже мой! Откуда ты здесь? Он не виноват, говорю вам, он не виноват! Я заплачу за него. Возьмите свои деньги (бросает деньги на землю), возьмите все, что у меня есть, но отдайте моего сына. Злодеи! Злодеи! Куда вы его уводите?
Полковник. В Сибирь, старик.
Петр. Нет, нет, возьмите меня вместо него!
Полковник. Он нигилист.
Петр. Вы лжете! Он ни в чем не виноват. (Солдаты вталкивают его обратно прикладами и захлопывают дверь. Он колотит кулаками в дверь.) Дмитрий! Дмитрий! Нигилист! Нигилист! (Падает на пол.)
Вера (поднимает листок бумаги с пола и читает). «Улица Чернавская 99, Москва. Задушить все природные чувства в себе; не любить и не быть любимым; не иметь жалости и не давать себя жалеть; не жениться и не выходить замуж до самого конца». Брат мой, я сдержу клятву. (Целует листок.) Ты будешь отомщен!
Вера стоит неподвижно, держа листок в поднятой руке. Петр лежит на полу. Михаил, который только что вошел в комнату, склонился над ним.
Конец пролога
АКТ 1
Сцена: Дом № 99 на Чернавской улице. Большая мансарда освещена масляными лампами, свисающими с потолка. Несколько человек в масках стоят молча и поодаль друг от друга. Еще один человек в алой маске что-то пишет за столом. У двери в задней части мансарды стоит часовой в желтом с обнаженной шпагой. Слышен стук. Входят фигуры в плащах и масках.
Пароль: Per crucem ad lucem[2].
Ответ: Per sanguinem ad libertatem[3].
Бьют часы. Заговорщики выстраиваются полукругом посреди сцены.
Председатель. Какое слово?
Первый заговорщик. Набат.
Председатель. Ответ?
Второй заговорщик. Калит.
Председатель. Какой теперь час?
Третий заговорщик. Час страдания.
Председатель. Какой день?
Четвертый заговорщик. День угнетения. Председатель. Какой год?
Пятый заговорщик. Год надежды.
Председатель. Сколько нас?
Шестой заговорщик. Десять, девять и три. Председатель. Галилеянин имел меньше, чтобы покорить мир, но какова наша миссия?
Седьмой заговорщик. Нести свободу.
Председатель. Наш лозунг?
Восьмой заговорщик. Уничтожение.
Председатель. Наш долг?
Девятый заговорщик. Повиновение.
Председатель. Братья, вы правильно ответили на все вопросы. Здесь нет никого, кроме нигилистов. Давайте посмотрим друг другу в лицо. (Заговорщики снимают маски.) Михаил, повтори клятву.
Михаил. Задушить все природные чувства в себе; не любить и не быть любимым; не иметь жалости и не давать себя жалеть; не жениться и не выходить замуж до самого конца. Тайно закалывать кинжалом ночью, подливать яд в бокал, настраивать отца против сына и мужа против жены. Без страха, без надежды, без будущего; страдать, уничтожать, мстить.
Председатель. Все согласны?
Заговорщики. Согласны. (Расходятся по сцене в разных направлениях.)
Председатель. Время уже миновало, Михаил, а ее еще нет.
Михаил. Поскорее бы пришла! Мы мало что можем сделать без нее.
Алексей. Председатель, ее не могли схватить? Я знаю, что полиция идет по ее следу.
Михаил. Ты всегда много знаешь о передвижениях московской полиции — слишком много для честного заговорщика.
Председатель. Если эти псы схватили ее, то красный флаг народного мщения будет развеваться над баррикадами на каждой улице до тех пор, пока мы не вызволим ее! Но с ее стороны было глупо отправиться на бал к великому князю. Я сказал ей об этом, но она ответила, что хочет хотя бы один раз увидеть царя и всю его проклятую свору лицом к лицу.
Алексей. Отправилась на статс-бал!
Михаил. Я за нее не боюсь. Ее так же трудно поймать, как волчицу, и она вдвое опаснее. Кроме того, у нее хорошее прикрытие: сегодня вечером будет бал-маскарад. Есть ли новости из дворца, председатель? Чем занимается этот кровавый деспот кроме того, что мучает своего единственного сына? Кстати, что за щенок этот царевич? Кто-нибудь из вас видел его? О нем ходят странные слухи. Говорят, что он любит людей, но царскому сыну это не пристало. Их воспитывают по-другому.
Председатель. Уже год с тех пор, как он вернулся из-за границы, отец держит его в заточении в своем дворце.
Михаил. Отличная подготовка для того, чтобы взрастить нового тирана. Но все-таки, есть ли какие-нибудь новости?
Председатель. Завтра в четыре часа будет заседание совета по какому-то секретному делу, о котором нашему комитету ничего не удалось выяснить.
Михаил. Будут обсуждать кровавые делишки, дело ясное. А в каком зале состоится заседание?
Председатель. В желтом гобеленовом зале, названном в честь императрицы Екатерины.
Михаил. Меня не интересуют красивые названия. Я хочу знать, где расположен этот зал.
Председатель. Не могу сказать, Михаил: я больше знаю о тюрьмах, чем о дворцах.
Михаил (неожиданно обращаясь к Алексею). Где этот зал, Алексей?
Алексей. На первом этаже, со стороны внутреннего двора. Но почему ты спрашиваешь, Михаил?
Михаил. Да так, друг любезный, ничего особенного! Просто я очень интересуюсь жизнью и перемещениями царя и знаю, что ты можешь подробно рассказать о его дворце. Каждый бедный студент-медик в Москве хорошо разбирается в царских дворцах. Это ваша обязанность, не так ли?
Алексей (в сторону). Неужели Михаил заподозрил меня? Сегодня он как-то странно себя ведет. Но почему она не приходит? Костер революции гаснет и превращается в кучку пепла, когда ее здесь нет.
Михаил. Дружище, ты в последнее время вылечил многих пациентов в своей больнице?
Алексей. Есть один смертельно больной, кого я больше всего хотел бы излечить, но не могу.
Михаил. Ага! Кто же это?
Алексей. Наша Россия-матушка.
Михаил. Излечение России — это дело для хирурга, который должен орудовать ножом. Мне не нравятся твои медицинские методы.
Председатель. Профессор, мы прочитали гранки вашей последней статьи; они очень хороши.
Михаил. О чем она, профессор?
Профессор. Ее главная тема, мой дорогой брат, — «Убийство как способ политической реформы».
Михаил. Перо и чернила мало что значат для революции. Один кинжал сделает больше, чем сотня эпиграмм. Тем не менее позвольте нам ознакомиться с этими научными рассуждениями. Дайте статью мне, я сам прочитаю ее вслух.
Профессор. Брат, ты не делаешь пауз между предложениями; пусть лучше Алексей прочитает ее.
Михаил. Ну да! У него язык подвешен, как у молодого аристократа, но что до меня, я не обращаю внимания на паузы, лишь бы смысл был ясен.
Алексей (читает). «Прошлое принадлежало тирану, и он осквернил его; будущее принадлежит нам, и мы сделаем его священным». Да! Сделаем наше будущее священным, и пусть свершится хотя бы одна революция, которая не вскормлена на убийствах и преступлениях.
Михаил. Кто пришел к нам с мечом, тот от меча и погибнет! Ты слишком мягок для нас, Алексей. Здесь не должно быть никого, кроме людей, чьи руки заскорузли от труда или покраснели от крови.
Председатель. Тише, Михаил, тише! Он храбрейший среди нас.
Михаил (в сторону). Сегодня ночью ему понадобится быть храбрым.
Снаружи доносится звук бубенцов подъезжающих саней.
Голос (из-за двери). Per crucem ad lucem.
Ответ стража у двери. Per sanguinem ad libertatem.
Михаил. Кто это?
Входит Вера в плаще, который она сразу же сбрасывает и оказывается в бальном платье.
Вера. Храни вас Господь!
Председатель. Добро пожаловать, Вера, добро пожаловать. У нас было тяжело на сердце, пока мы не увидели тебя, но теперь звезда свободы разгонит ночную тьму.
Вера. В самом деле, брат, вокруг царит ночная тьма. Безлунная, беззвездная ночь! Россия поражена в самое сердце. Иван, которого называют царем, собирается нанести нашей матушке более смертоносный удар, чем любой, когда-либо нанесенный тиранией против людей.
Михаил. Что теперь натворил тиран?
Вера. Завтра во всей России будет объявлено военное положение.
Все. Военное положение! Мы пропали! Мы пропали!
Алексей. Военное положение? Невозможно!
Михаил. Глупец, в России нет ничего невозможного, кроме реформ.
Вера. Да, военное положение. У людей отнимают последние права, на которые они могли опереться. Теперь наших братьев будут забирать из домов без суда и следствия и даже без обвинения; будут расстреливать их на улицах, как бешеных собак, посылать на гибель в снегах, голодать в темницах и гнить в рудниках. Вы понимаете, что значит военное положение? Весь народ подвергнется удушению. Улицы днем и ночью будут кишеть солдатами, у каждой двери встанут часовые. Теперь никто не осмелиться ходить открыто, кроме шпионов и предателей. Теперь, когда мы прячемся в логовах, тайно встречаемся и говорим шепотом, что хорошего мы можем сделать для России?
Председатель. По крайней мере мы можем пострадать за нее.
Вера. Мы уже слишком долго страдали; теперь настал час возмездия и уничтожения.
Председатель. До сих пор народ все терпел.
Вера. Так было потому, что люди ничего не понимали. Но теперь мы, нигилисты, дали им вкусить от древа познания. Дни безгласных страданий для России закончены.
Михаил. Военное положение, Вера! Ты принесла страшную весть.
Председатель. Это смертный приговор для российской свободы.
Вера. Или сигнал к началу революции.
Михаил. Ты уверена, что это правда, Вера?
Вера. Вот манифест; я сама украла его на балу у юного дурачка, одного из секретарей князя Павла, которому его дали для переписывания. Поэтому я так задержалась.
Вера передает манифест Михаилу, который начинает читать.
Михаил. «Ради обеспечения общественной безопасности и по приказу государя, отца народа, в стране вводится военное положение». Отец народа!
Вера. О да! Отец, чье имя не будут чтить, чье царство станет республикой, чьи преступления не будут прощены, потому что он лишил нас хлеба насущного. С ним у нас никогда не будет ни славы, ни прав, ни величия.
Председатель. Должно быть, совет соберется завтра примерно в это же время. Манифест еще не подписан.
Алексей. Он не будет подписан, пока у меня есть язык, чтобы просить за народ.
Михаил. И пока у меня есть руки, которые могут убивать.
Вера. Военное положение! О господи, как легко для царя убивать свой народ тысячами, но мы не можем избавиться хотя бы от одной коронованной особы в Европе! Что за ужасное величие в этих людях, которое делает руку слабой, кинжал бессильным, а пистолетный выстрел безвредным? Разве они не мучаются от таких же страстей, как мы с вами, не страдают от таких же болезней, разве их плоть и кровь отличается от нашей? Что заставило бунтовщиков дрожать от страха в момент наивысшего кризиса в римской истории? Что расшатало нервы Гвидо, когда он должен был выступить как человек, выкованный из стали? Чума на этих глупцов из Неаполя, Берлина и Испании! Думаю, если бы я стояла лицом к лицу с одним из монархов, мое зрение было бы более ясным, прицел более точным и все мое тело наполнилось бы силой, которая мне не принадлежит. Только подумать, что стоит между нами и свободой в Европе! Несколько морщинистых немощных стариков, ковыляющих маразматиков, которых мальчишка мог бы задушить за один золотой дукат, а женщина — пронзить кинжалом ночью. Вот что отделяет нас от свободы, но теперь кажется, что человеческий дух мертв и несчастная земля устала вынашивать детей, иначе ни один венценосный пес не осквернял бы Божий мир своим присутствием.
Все. Испытай нас! Испытай нас! Испытай нас!
Михаил. Когда-нибудь мы тоже испытаем тебя, Вера.
Вера. Молю Бога, чтобы это случилось. Разве я не задушила в себе любые природные чувства, разве я не исполняю свою клятву?
Михаил (обращаясь к председателю). Военное положение, председатель! Нам нельзя терять времени. У нас остается двенадцать часов до заседания совета. Двенадцать часов! И за меньший срок можно низвергнуть правящую династию.
Председатель. Да, или расстаться со своей головой.
Михаил и председатель отходят в угол сцены, садятся и перешептываются. Вера берет манифест и читает его про себя. Алексей смотрит на нее и внезапно подходит к ней.
Алексей. Вера!
Вера. Алексей, ты здесь! Глупый мальчик, разве я не умоляла, чтобы ты оставался в стороне? Все мы обречены погибнуть до срока, обречены искупить страданием любое добро, которое мы совершаем. Но ты, с таким славным юным лицом, ты еще слишком молод, чтобы умереть.
Алексей. Человек никогда не бывает слишком молод, чтобы умереть за свою страну.
Вера. Почему ты приходишь сюда каждый вечер?
Алексей. Потому что я люблю народ.
Вера. Но твои товарищи-студенты, должно быть, гадают, где ты пропадаешь. Разве среди них нет предателей? Ты знаешь, какие бывают доносчики в университете. О, Алексей, ты должен уйти! Ты видишь, какими отчаянными сделало нас страдание. Здесь не место для такой доброй натуры, как твоя. Ты больше не должен приходить сюда.
Алексей. Почему ты так плохо думаешь обо мне? Почему я должен жить спокойно, когда мои братья страдают?
Вера. Однажды ты рассказывал мне о своей матери. Ты сказал, что любил ее. Подумай о ней, Алеша!
Алексей. Теперь у меня нет матери, кроме России; только она может дать мне жизнь или забрать мою жизнь. Сегодня я пришел сюда, чтобы увидеть тебя. Мне передали, что завтра ты уезжаешь в Новгород.
Вера. Я должна ехать. Там наши братья становятся малодушными, но я раздую пламя революции в такой костер, который ослепит всех европейских монархов. Если военное положение будет введено, то я им понадоблюсь еще больше. Кажется, нет предела тирании одного человека, но должен быть предел для страданий целого народа. Слишком многие из нас сгинули на плахе или на баррикадах; теперь настал их черед.
Алексей. Бог ведает, что я с тобой, но ты не должна ехать. Полицейские проверяют каждый поезд в поисках тебя. У них есть приказ схватить тебя и доставить в самый глубокий каземат под дворцом. Я знаю об этом… неважно как. Подумай о том, что без тебя солнце уйдет из нашей жизни. Люди потеряют своего вождя, а свобода — свою жрицу. Вера, ты не должна ехать!
Вера. Ты прав, я останусь. Поживу еще немного ради свободы и ради России.
Алексей. Если ты умрешь, Россия воистину погибнет; если ты умрешь, я потеряю всякую надежду… Вера, ты принесла страшную весть. Военное положение — что может быть ужаснее! Я не знал об этом, клянусь, не знал!
Вера. Откуда тебе было знать об этом? Они не только жестоки, но и хитроумны. Великий царь, чьи руки красны от крови его жертв, чья душа почернела от злодейств — самый умелый заговорщик из всех. О, как может Россия одновременно вытерпеть двух таких людей, как ты и он!
Алексей. Вера, царь не всегда был таким. Когда-то он любил людей. Проклятый Богом дьявол, князь Павел Мараловский, довел его до нынешнего состояния. Клянусь, завтра я обращусь с прошением к царю в защиту народа.
Вера. Ты обратишься с прошением к царю? Глупый мальчик; лишь приговоренным к смерти дозволено видеть нашего царя. И потом, разве он станет внимать человеку, который молит о пощаде? Крик целого народа, исторгаемый в мучениях, не трогает его каменное сердце.
Алексей (в сторону). Все равно я обращусь к нему. Они могут лишь убить меня, не более того.
Профессор. Вот листовки, Вера. Как вы думаете, они подойдут?
Вера. Я прочитаю их. (В сторону.) Как он хорош собой! Сегодня вечером он благороден, как никогда. Благословенна свобода, имеющая такого любовника!
Алексей. Председатель, о чем вы так глубоко задумались?
Михаил. Мы думаем о том, как сподручнее убивать медведей. (Что-то шепчет председателю и отводит его в сторону.)
Профессор (обращаясь к Вере). А вот письма от наших братьев в Париже и Берлине. Какой ответ мы им дадим?
Вера (механически берет письма). Если бы я не задушила в себе природные чувства и не поклялась не любить и не быть любимой, наверное, я могла бы полюбить его. Ох, какая я дура и сама предательница! Ну почему он здесь, среди нас, со своим светлым юным лицом и белоснежно-чистой душой? Почему его сердце воспламенила мечта о свободе? Почему мне иногда кажется, что он мог бы стать моим царем, пусть я и верю в республику? О, дура, дура, дура! Клятвопреступница, слабая и податливая, как вода! Покончи с этим! Помни, кто ты есть — нигилистка, нигилистка!
Председатель (обращаясь к Михаилу). Но тебя же схватят, Михаил.
Михаил. Думаю, нет. Я буду в мундире царской гвардии, а дежурный полковник — один из нас. Как вы помните, зал находится на первом этаже, поэтому я смогу выстрелить издалека.
Председатель. Мне не стоит говорить об этом братьям?
Михаил. Ни слова, ни слова! Среди нас есть предатель.
Вера. Значит, это листовки? Да, они подойду. Отправьте пятьсот штук в Киев, Одессу и Новгород, еще пятьсот в Варшаву, а тысячу распространите по южным губерниям… хотя неграмотным крестьянами нет дела до наших листовок и наших жертв. Когда удар будет нанесен, это случится в городе, а не в деревне.
Михаил. Да, и удар будет нанесен мечом, а не гусиным пером.
Вера. Где письма из Польши?
Профессор. Вот они.
Вера. Несчастная Польша! Российский орел выклевал ей сердце. Мы не должны забывать своих польских братьев.
Председатель. Это правда?
Михаил. Да, жизнью ручаюсь.
Председатель. Тогда запрем дверь. Алексей Иванасьевич вступил в наш круг братьев, назвавшись московским студентом медицины. Алексей, почему ты раньше не сказал нам об этом кровавом замысле, о введении военного положения?
Алексей. Я?
Михаил. Да, ты. Ты знал об этом как никто другой. Такое оружие не выковывают за один день. Почему ты нас не предупредил? Неделю назад еще оставалось время заложить бомбу, возвести баррикаду, нанести хотя бы один удар во имя свободы, но теперь время ушло. Слишком поздно, слишком поздно! Почему ты держал эту новость в тайне от нас?
Алексей. Михаил, брат мой, клянусь нашей свободой, ты несправедлив ко мне! Я ничего не знал об этом чудовищном манифесте! Душой клянусь, братья, я не знал о нем! Откуда мне было знать?
Михаил. Потому что ты предатель. Куда ты отправился после нашего прошлого собрания?
Алексей. К себе домой, Михаил.
Михаил. Лжец! Я следил за тобой. Ты ушел отсюда в час ночи. Запахнувшись в широкий плащ, ты переправился через реку на лодке в одной миле от второго моста и вручил лодочнику золотой рубль — ты, нищий студент! Ты петлял, и прятался в арочных проемах я почти решился пырнуть тебя ножом, да только захотелось поохотиться. Наверное, ты думал, что одурачил преследователей? Дурачок! Я ищека, которую нельзя сбить со следу. Я следовал за тобой от одной улицы к другой. Наконец я увидел, как ты прошмыгнул по Исаакиевской площади, шепнул охране тайный пароль и вошел во дворец через потайную дверь, отперев ее собственным ключом.
Заговорщики. Во дворец!
Вера. Алексей!
Михаил. Я стал ждать. Всю долгую ночь я прождал там, надеясь убить тебя, пока иудины сребреники еще жгут твою руку. Но ты так и не вышел из дворца. Кровавый рассвет занялся желтым туманом над сумрачным городом, и начался новый день для угнетенной России, но ты так и не вышел. Значит, ты ночуешь во дворце? Ты знаешь пароль для охраны, у тебя есть ключ от потайной дверей. Ты шпион! Я никогда не доверял тебе, твоим холеным белым рукам, кудрявым локонам да красивым словам. На тебе не лежит печать страдания; ты вообще не из народа. Ты шпион, шпион и предатель!
Все. Смерть ему! Смерть! (Выхватывают ножи.)
Вера (становится перед Алексеем и заслоняет его собой). Назад, Михаил! Все назад! Не смейте трогать его! Он благороднейший из нас!
Все. Смерть ему! Смерть! Он шпион!
Вера. Если вы осмелитесь прикоснуться к нему, я уйду от вас, и тогда делайте, что хотите.
Председатель. Вера, разве ты не слышала, что рассказал Михаил? Он провел всю ночь в царском дворце. Он знал пароль и имел свой ключ. Кем он еще может быть, если не шпионом?
Вера. Ба! Я не верю Михаилу. Это ложь, ложь! Алексей, скажи им, что это ложь!
Алексей. Это правда. Михаил рассказал о том, что он видел. Я действительно провел ту ночь в царском дворце. Михаил сказал правду.
Вера. Назад, говорю вам, назад! Алексей, мне всё равно. Я тебе верю, ты не предавал нас, ты не продашь свой народ за деньги. Ты честный человек. О, скажи, что ты не шпион!
Алексей. Шпион? Ты же знаешь, что это не так. Я с тобой и с моими братьями до самой смерти!
Михаил. Точно, до твоей собственной смерти.
Алексей. Вера, ты знаешь, что я не лгу.
Вера. Отлично знаю.
Председатель. Почему ты здесь, предатель?
Алексей. Потому что я люблю народ.
Михаил. Тогда ты сможешь стать мучеником за народ, а?
Вера. Прежде чем ты дотронешься до него, тебе придется убить меня.
Председатель. Михаил, мы не можем потерять Веру. По ее прихоти этот мальчишка останется в живых. Сегодня ночью мы можем задержать его здесь. До сих пор он не предавал нас.
Топот солдатских сапог снаружи, стук в дверь.
Голос. Откройте, именем императора!
Михаил. Он все-таки предал нас. Это твоих рук дело, шпион!
Председатель. Полно, Михаил, полно. У нас нет времени резать друг другу глотки, когда нужно спасать свои головы.
Голос. Откройте, именем императора!
Председатель. Братья, наденьте маски. Михаил, открой дверь. Это наш единственный шанс.
Входит генерал Котемкин с солдатами.
Генерал. После полуночи всем честным гражданам предписано сидеть по домам и в компании больше пяти человек не собираться. Разве вы, милейшие, не видели этого указа?
Михаил. Да уж, не видели, когда им все честные стены в Москве загажены!
Вера. Успокойся, Михаил. Нет, сударь, мы не знали об это. Мы — труппа гастролирующих актеров, приехали в Москву из Самары. Хотим позабавить его императорское величество.
Генерал. Но я слышал громкие голоса перед тем, как вошел. Что это было?
Вера. Мы репетировали новую трагедию.
Генерал. Уж слишком уверенно вы держитесь, чтобы говорить правду. Ну-ка дайте мне посмотреть, кто вы такие. Снимите ваши актерские маски. Клянусь святым Николаем, красотка, если твое лицо под стать фигуре, ты просто лакомый кусочек. Давай, красотка; твое лицо мне увидеть интереснее, чем все остальные.
Председатель. О, Господи! Если он увидит Веру и узнает ее, мы пропали.
Генерал. Не надо кокетничать, любезная моя. Давай, снимай маску, не то солдаты сделают это за тебя.
Алексей. Генерал Котемкин, назад!
Генерал. Кто ты такой, парень, что распускаешь язык перед старшими по званию? (Алексей срывает маску.) Ваше императорское высочество! Его высочество царевич!
Все. Цесаревич! Всё кончено!
Председатель. Я знал, что шпион. Он выдаст нас солдатам.
Михаил (обращается к Вере). Почему ты не позволила мне убить его? Теперь мы должны биться до смерти, чтобы сделать это.
Вера. Успокойся. Он нас не выдаст.
Алексей. Это мой каприз, генерал. Вы знаете, что отец отрезал меня от мира и держит взаперти во дворце. Я бы до смерти из-мучался от скуки, если бы не смог иногда выходить по вечерам переодетым и искать романтических приключений в городе. Несколько часов назад я познакомился с этими достойными людьми.
Генерал. Они актеры, ваше высочество?
Алексей. Да, и к тому же весьма тщеславные. Выступают только перед монархами.
Генерал. Ваше высочество, я надеялся, что напал на гнездо нигилистов.
Алексей. Нигилисты в Москве, генерал? При том, что вы возглавляете полицию? Немыслимо!
Генерал. Так я всегда и докладывал вашему светлейшему отцу. Но сегодня на совете я слышал, что их предводительницу общества нигилистов Веру Сабурову видели в этом городе. Лицо государя стало белее снега. Никогда в жизни не видел такого ужаса.
Алексей. Значит, эта Вера Сабурова опасная женщина?
Генерал. Самая опасная в Европе.
Алексей. Вы когда-нибудь ее видели, генерал?
Генерал. Пять назад, ваше высочество, когда я еще был полковником, то видел ее — обычную прислугу на постоялом дворе. Если бы я знал, кем она станет, то забил бы плетьми до смерти прямо на обочине. Она вообще не женщина, а дьяволица! Я охочусь за ней же полтора года и однажды видел ее в прошлом сентябре под Одессой.
Алексей. Почему же вы упустили ее?
Генерал. Я был один, и она подстрелила мою лошадь как раз в тот момент, когда я почти догнал ее. Если снова увижу ее, точно не упущу. Государь назначил награду в двадцать тысяч рублей за ее голову.
Алексей. Надеюсь, генерал, вы получите и то, и другое. Однако же вы совсем напугали этих достойных людей и нарушили ход репетиции. Доброй вам ночи.
Генерал. Да, ваше высочество, но мне, все же хотелось бы на них взглянуть.
Алексей. Нет, генерал, и не просите. Вы же знаете, как эти цыгане не любят, когда их разглядывают.
Генерал. Но, ваше высочество…
Алексей (надменно). Генерал, они мои друзья, и этого достаточно. Доброй ночи. И еще: ни слова о моем маленьком приключении… вы же понимаете?
Генерал. Разве вы не вернетесь во дворец? Бал скоро закончится, и там ожидают вашего появления.
Алексей. Я приду, но вернусь один. Помните, никому ни слова.
Генерал. Или с вашей прелестной цыганкой, а? О, прелестная цыганка! Хотелось бы мне увидеть ее перед уходом; у нее такие славные глаза под маской. Что ж, доброй ночи, ваше высочество, доброй ночи.
Алексей. Доброй ночи, генерал.
Генерал и солдаты уходят.
Вера (сбрасывает маску). Спасены! Спасены тобою!
Алексей (берет ее за руку). Братья, теперь вы мне верите?
Уходит.
Немая сцена.
Занавес
АКТ 2
Сцена: Зал Совета в царском дворце, увешанный желтыми гобеленами. Стол с троном, поставленным для царя, в задней части — окно и дверь, выходящая на балкон.
По ходу действия за окном сгущаются сумерки.
Присутствуют: князь Павел Мараловский, князь Петрович, граф Рувалов, барон Рафф, граф Петухов.
Князь Петрович. Итак, наш молодой взбалмошный царевич наконец прощен и может занять свое место на заседании совета.
Князь Павел. Да, если это не означает дополнительного наказания для него. Лично я нахожу эти заседания крайне утомительными.
Князь Петрович. Естественно, вы всегда много говорите.
Князь Павел. Нет, иногда мне приходится много слушать. Не раскрывать рта — это так утомительно.
Граф Рувалов. Но все же это лучше, чем пребывать в подобии тюрьмы, как царевич, и не иметь возможности выйти в свет.
Князь Павел. Мой дорогой граф, для романтичных молодых людей мир хорош только издали. А тюрьма, где человеку разрешают заказывать обед, — совсем недурное место. (Входит царевич.
(Придворные встают.) Ах, добрый день, ваше высочество. Что-то вы сегодня бледноваты.
Царевич (медленно, после долгой паузы). Мне нужны перемены в атмосфере.
Князь Павел (с улыбкой). Самое что ни есть революционное заявление. Ваш августейший батюшка крайне неодобрительно относится к любым реформам в России, даже в том, что касается показаний термометра.
Царевич (с горечью). Мой августейший батюшка полгода держал меня узником в этом дворце. Нынче утром он внезапно разбудил меня, чтобы я посмотрел, как вешают каких-то несчастных нигилистов. Мне стало тошно от кровавого зрелища, хотя редко приходится видеть, как люди храбро идут на смерть.
Князь Павел. Когда вы дорастете до моих лет, то поймете, что на свете есть мало более простых вещей, чем недостойно жить и достойно умереть.
Царевич. Вы думаете, достойно умереть так просто? Тогда наглядный урок ничему вас не научил, как бы много вы не знали о недостойной жизни.
Князь Павел (пожимая плечами). Опыт — это название, которое люди дают своим ошибкам. Я не совершаю ошибок.
Царевич (с горечью). Нет. Преступления — это больше по вашей части.
Князь Петрович (обращаясь к царевичу). Царь вчера очень тревожился из-за вашего позднего появления на балу, ваше высочество.
Граф Рувалов (со смехом). Наверное, он решил, что нигилисты ворвались во дворец и унесли вас.
Барон Рафф. Если бы они сделали это, вы пропустили бы чудный котильон.
Князь Павел. И превосходный ужин. Грегуар редко превосходит сам себя в изготовлении салата. Вы будете смеяться, барон, но приготовить хороший салат гораздо сложнее, чем подделать бухгалтерские счета. Для приготовления отменного салата надо быть блестящим дипломатом. В обоих случаях задача одинаковая: нужно точно знать, сколько масла смешать с уксусом.
Барон Рафф. Повар и дипломат — прекрасная аналогия! Если бы у меня был сын-дуралей, я бы сделал его поваром или дипломатом.
Князь Павел. Как видно, ваш отец придерживался иного мнения, барон. Но, поверьте, вы неправы, принижая кулинарное искусство. Кулинария — основа для культуры. Единственное бессмертие, которого я желаю для себя, — изобрести новый соус. Мне никогда не хватало для этого времени, но я чувствую в себе силы… да, чувствую силы.
Царевич. Вы определенно упустили свое призвание, князь Павел. Звание первоклассного повара устроило бы вас больше, чем орден Святого Духа. Но видите ли, вы не смогли бы с честью носить белый передник; он бы слишком быстро испачкался от нечистых рук.
Князь Павел (с поклоном). Вы забыли? Как они могут быть чисты — ведь я верой и правдой служу вашему батюшке.
Царевич (с горечью). Вы хотите сказать, что верно и преданно расстраиваете его дела. Вы — злой гений в его жизни! До вашего появления в нем еще оставалось немного любви. Вы ожесточили его сердце, отравили его душу вашими коварными советами, сделали его ненавистным для собственного народа, превратили его в того, кем он стал — в тирана!
Придворные многозначительно переглядываются.
Князь Павел (невозмутимо). Вижу, ваше высочество, вы действительно желаете перемен в атмосфере. Впрочем, я сам был старшим сыном в семье. (Закуривает сигарету.) Я знаю, как туго приходится, когда батюшка никак не хочет помереть ради того, чтобы сделать приятное своему отпрыску.
Царевич идет в заднюю часть сцены, опирается на подоконник и выглядывает наружу.
Князь Петрович (обращаясь к барону Раффу). Глупый мальчишка! Если он и дальше будет так невоздержан на язык, его отправят в изгнание или сделают с ним что-нибудь похуже.
Барон Рафф. Это верно. Что за ошибка — быть искренним!
Князь Петрович. Это единственная глупость, барон, которой вы никогда не совершали.
Барон Рафф. Вы же понимаете, князь, у человека есть только одна голова.
Князь Павел. Мой дорогой барон, ваша голова — последнее, что кому-нибудь захочется отнять у вас. (Достает табакерку и предлагает князю Петровичу понюшку табака.)
Князь Петрович. Благодарю вас, князь! Спасибо!
Князь Павел. Очень изысканно, не правда ли? Я получаю его прямо из Парижа. Впрочем, при этом вульгарном республиканском строе все приходит в упадок. Cotelettes a l’imperiale[4], разумеется, исчезли вместе с Бонапартом, а омлеты сгинули вместе со сторонниками герцога Орлеанского. La belle France[5] лежит в руинах, князь, из-за дурных нравов и еще более дурной гастрономии. (Входит маркиз де Пуаврар.) Ах, маркиз! Надеюсь, ваша супруга в добром здравии?
Маркиз де Пуаврар. Вам лучше знать об этом, князь; вы чаще видитесь с ней.
Князь Павел (с поклоном). Наверное, я вижу в ней больше, чем вы, маркиз. Ваша жена действительно очаровательная женщина: она чрезвычайно остроумна и насмешлива. Когда мы остаемся наедине, она неустанно говорит о вас.
Князь Петрович (смотрит на часы). Что-то его величество сегодня немного запаздывает.
Князь Павел. Что с вами, мой дорогой Петрович? Кажется, нынче немного не себе. Надеюсь, вы не разругались со своим поваром? Что это будет за трагедия для вас; вы растеряете всех своих приятелей.
Князь Петрович. Боюсь, мне не выпадет такая удача. Вы забываете, что деньги по-прежнему останутся при мне. Но в одном вы ошибаетесь: мы прекрасно ладим с шеф-поваром.
Князь Павел. Значит, вы получили известия от кредиторов или от мадемуазель Веры Сабуровой? Такие письма составляют более половины моей корреспонденции. Впрочем, не тревожьтесь. Я нахожу самые возмутительные листовки от так называемого исполнительного комитета, разбросанные по всему дому. Но читать их выше моих сил — слишком уж дурной стиль.
Князь Петрович. Вы опять неправы, князь. Нигилисты почему-то оставили меня в покое.
Князь Павел (в сторону). В самом деле! Мир мстит бездарности безразличием.
Князь Петрович. Я потерял вкус к жизни, князь. После завершения оперного сезона, я неизменно становлюсь жертвой ennui[6].
Князь Павел. La maladie du siecle![7] Вы жаждете новых треволнений, князь? Давайте посмотрим… вы уже дважды были женаты. Допустим, вы попробуете влюбиться для разнообразия.
Барон Рафф. Мне непонятен ход ваших мыслей. Что за непостижимая натура!
Князь Павел (с улыбкой). Если бы моя натура была устроена по вашему разумению, а не по моим потребностям, боюсь, я был бы очень жалкой личностью.
Граф Рувалов. Кажется, в жизни нет ничего, над чем бы вы не могли насмехаться.
Князь Павел. Ах, мой дорогой граф, жизнь слишком важная вещь, чтобы всерьез рассуждать о ней.
Царевич (отходит от окна). Натура князя Павла едва ли представляет большую загадку. Он заколет кинжалом своего лучшего друга ради того, чтобы написать эпиграмму на его надгробии.
Князь Павел. Parbleu![8] Я скорее потеряю лучшего друга, чем злейшего врага. Вы же знаете, чтобы иметь друзей достаточно быть всего лишь добродушным простаком. Но когда у человека не остается врагов, его по праву можно считать подлецом.
Царевич (язвительно). Если считать врагов мерой величия, то вы настоящий исполин, князь.
Князь Павел. Да, ваше высочество, я знаю, что в России меня ненавидят больше всех… разумеется, после вашего батюшки. Кстати, ему это не слишком нравится, но я вполне доволен, уверяю вас. (Ожесточенно.) Мне нравится проезжать по улицам и наблюдать, как всякий сброд злобно косится на меня из углов. Это дает почувствовать, что у меня есть власть в России. Один против миллионов! Кроме того, у меня нет стремления стать народным героем и быть увенчанным лаврами в одном году и побитым камнями в следующем. Предпочитаю мирно умереть в своей постели.
Царевич. А после смерти?
Князь Павел (пожимая плечами). Царствие небесное — это деспотическая организация. Я буду чувствовать себя там, как дома.
Царевич. Вы когда-нибудь задумывались о людях и об их правах?
Князь Павел. Люди и их права мне противны. Меня тошнит от того и другого. Ни с кем нынче так не носятся, как с грубым, пошлым, непросвещенным сбродом. В наши дни быть неграмотным, вульгарным, тупым и порочным для человека значит обладать чудесным множеством прав, о каком его достойные предки не могли и мечтать. Поверьте, ваше высочество, при настоящей демократии каждый должен быть аристократом. А те, кто нападает на нас — не лучше диких зверей в охотничьих угодьях. Большинство из них годится лишь на то, чтобы стать охотничьим трофеем.
Царевич (взволнованно). Если они простоваты, вульгарны, неграмотны и не лучше лесных зверей, кто сделал их такими?
Входит адъютант.
Адъютант. Его императорское величество!
Князь Павел с улыбкой смотрит на царевича. Входит царь в сопровождении стражи.
Царевич (спешит к нему навстречу). Государь!
Царь (нервно и испуганно). Не приближайся ко мне, мальчик! Говорю тебе, не подходи слишком близко! Наследник престола, который лжет отцу, — это отвратительно. Кто там стоит? Я его не знаю? Чего ему тут нужно? Он заговорщик? Вы обыскали его? Дайте ему одни сутки на чистосердечное признание, а потом я вздерну… вздерну его!
Князь Павел. Вы предвосхищаете события, государь. Это граф Петухов, ваш новый посол в Берлине. Явился поцеловать вам руку по случаю своего назначения.
Царь. Поцеловать мне руку? Снова какой-то заговор. Он хочет отравить меня. Пусть целует руку моему сыну, и так сойдет.
Князь Павел делает графу Петухову знак удалиться. Петухов уходит вместе с царской охраной. Царь устало опускается на трон. Придворные хранят молчание.
Князь Павел (приближается к царю). Желает ли ваше величество…
Царь. Чего пугаешь без нужды? Нет, не хочу! (Нервно косится на придворных.) Почему вы бренчите шпагой, граф? (Графу Рувалову.) Снимите ее. Никаких людей со шпагами в моем присутствии. (Смотрит на царевича.) Тем более в присутствии моего сына особенно. (Князю Павлу.) Вы на меня не сердитесь, князь? Вы не бросите меня в беде? Скажите, что не бросите. Что вам нужно? Вы получите все… все, что угодно.
Князь Павел (с низким поклоном). Государь, мне достаточно располагать вашим доверием. (В сторону.) Я уж боялся, что он собирается отыграться на мне и нацепить очередную награду.
Царь (вернувшись на трон). Итак, господа?
Маркиз де Пуаврар. Имею честь представить вашему величеству верноподданное обращение от жителей Архангельской губернии, которые выражают свой ужас в связи с последней попыткой покушения на вашу жизнь.
Князь Павел. Лучше скажите «с предпоследней попыткой», маркиз. Разве вы не видите, что обращение подписано три недели назад?
Царь. Добрый народ живет в Архангельской губернии… честный, преданный народ. Очень уж любят меня, дело ясное. Дайте им нового святого, это ничего не будет стоить. Итак, Алексей (поворачивается к царевичу), сколько изменников повесили сегодня утром?
Царевич. Троих, ваше величество.
Царь. Лучше бы три тысячи. Молю Господа, чтобы у этих злодеев была одна шея, чтобы сунуть ее в одну-единственную петлю. Они что-нибудь рассказали? В чем они признались?
Царевич. Ни в чем, государь.
Царь. Их должны были подвергнуть пытке; почему их не пытали? Неужели мне всегда придется сражаться в потемках, и я никогда не узнаю, от какого корня произрастают эти предатели?
Царевич. Какой может быть корень у народного недовольства, кроме тирании и несправедливости правителей?
Царь. Что ты сказал, мальчик? Тирания? Разве я тиран? Нет! Я люблю своих подданных! Я отец народа, меня так называют во всех указах и манифестах. Будь осторожен, мальчик, будь осторожен. Ты еще не излечился от привычки распускать язык. (Подходит к князю Павлу и кладет руку ему на плечо.) Скажите, князь, много ли народу сегодня собралось посмотреть, как вешают нигилистов?
Князь Павел. Конечно, государь, теперь в России казнь через повешение — далеко не так в новинку, как три-четыре года назад. Вы же знаете, как быстро людям наскучивают даже самые лучшие развлечения. Но на площади и на крышах соседних домов действительно было полно народу… не так ли, ваше высочество? (Обращается к царевичу, который оставляет вопрос без внимания.)
Царь. Это правильно; всем честным гражданам надлежит присутствовать на таких мероприятиях. Пусть знают, на что они могут рассчитывать. Вы арестовали кого-нибудь из толпы?
Князь Павел. Да, государь, одну женщину, которая проклинала вас. (Царевич нервно вздрагивает.) Она оказалась матерью двоих преступников.
Царь (глядя на царевича). Ей следовало благословить меня за то, что я избавил ее от таких детей. Отправьте ее в тюрьму.
Царевич. Все наши тюрьмы уже переполнены, государь. Там нет места для новых жертв.
Царь. Значит, они слишком медленно подыхают. Нужно помещать как можно больше преступников в одну камеру. Вы, князь, слишком недолго держите их на рудниках. Если бы вы это делали, они бы все перемерли, но вы слишком милосердны. Впрочем, я сам слишком жалостлив. Сошлите ее в Сибирь, пусть сдохнет по дороге. (Входит адъютант.) Кто это? Что это?
Адъютант. Письмо вашему императорскому величеству.
Царь (князю Павлу). Не стану вскрывать это письмо. Туда могли что-нибудь положить.
Князь Павел. Если бы туда ничего не положили, это было бы очень досадно. (Сам берет письмо и читает.)
Князь Петрович (графу Рувалову). Должно быть, невеселые новости. Мне хорошо знакома эта улыбка.
Князь Павел. Письмо от главного архангельского полицмейстера, государь. «Сегодня утром губернатор был застрелен женщиной, когда входил во двор своего дома. Убийцу арестовали».
Царь. Никогда я не доверял архангельским смутьянам. Настоящее гнездо нигилистов и заговорщиков. Заберите у них всех местных святых; они ничего такого не заслуживают.
Князь Павел. Ваше величество покарает их более строго, если даст им еще одного святого. Три губернатора убиты за два месяца! (Со скрытой усмешкой.) Государь, позвольте мне рекомендовать на пост архангельского губернатора вашего преданного слугу маркиза де Пуаврара.
Маркиз де Пуаврар (поспешно). Государь, я не годен для такой должности.
Князь Павел. Не скромничайте, маркиз. Поверьте, в России нет человека, которого я больше бы хотел видеть архангельским губернатором, чем вы. (Что-то шепчет на ухо царю.)
Царь. Верно, князь, вы как всегда правы. Проследите, чтобы указ о назначении маркиза был подготовлен немедленно.
Князь Павел. Он сможет выехать уже сегодня вечером, государь. Мне в самом деле будет очень не хватать вас, маркиз. Я всегда одобрял ваш вкус в выборе вин и жен.
Маркиз де Пуаврар (царю). Уже сегодня вечером, ваше величество?
Князь Павел снова шепчет что-то царю.
Царь. Да, маркиз, вам лучше сразу же отправиться туда.
Князь Павел. Я присмотрю за тем, чтобы маркиза не слишком скучала за время вашего отсутствия, так что не беспокойтесь за нее.
Граф Рувалов (князю Петровичу). На его месте я бы больше тревожился за самого себя.
Царь. Женщина убивает губернатора прямо у него во дворе! Разве у меня при дворе безопаснее? Пока эта революционная чертовка Вера Сабурова находится в Москве, мне повсюду угрожает опасность. Князь Павел, эта женщина все еще здесь?
Князь Павел. Мне сообщили, что вчера вечером она была на балу у великого князя. В это верится с трудом, но сегодня она точно собиралась уехать в Новгород. Полиция досмотрела каждый поезд, но она по какой-то причине не уехала. Должно быть, какой-то шпион успел предупредить. Но я все равно поймаю ее. Охота на красивую женщину — всегда волнующее занятие.
Царь. Загоните ее хоть со сворой гончих, а когда ее схватят, я лично растерзаю ее. Вздерну на дыбу, чтобы ее белое тело корчилось и скручивалось, словно бумага над огнем.
Князь Павел. Государь, мы незамедлительно приступаем к розыску. Я уверен, его высочество Алексей окажет нам содействие.
Царевич. Вам никогда не требовалась помощь, чтобы сломать жизнь женщине.
Царь. Нигилистка Вера в Москве! О Боже, не лучше было бы умереть собачьей смертью, какую они мне уготовили, чем так мучиться? По ночам не сплю, а если засыпаю, то вижу такие кошмарные сны, что преисподняя кажется мирным местом по сравнению с ними. Не доверяю никому, кроме тех которых я подкупил, но не подкупаю никого, достойного доверия. Вижу измену в каждой улыбке, яд на каждой тарелке, кинжал в каждой руке. Лежу бессонною ночью и час за часом прислушиваюсь к шороху крадущегося убийцы, который собирается подложить проклятую бомбу! Вы все изменники и шпионы! А хуже всех — ты, мой собственный сын! Кто из вас подсовывает мне под подушку гнусные листовки и оставляет их у меня на столе? Кто Иуда, ежечасно предающий меня? О Господи! О Господи! Во время войны с англичанами я думал, что меня ничто не может испугать. (Более спокойно и проникновенно.) Я прискакал в самое пекло войны и вернул орла, которого эти дикие островитяне отбили у нас. Меня называли храбрецом. Отец наградил меня георгиевским крестом. О, если бы он видел меня сейчас, с этой трусливой желтизной на щеках! (Опускается в кресло.) В детстве я не знал ни любви, ни ласки. Мною правил ужас — как еще я могу править теперь? (Начинает подниматься.) Но я отомщу, я отплачу за все! За каждый бессонный час, который я провел по ночам в ожидании удавки или кинжала, они проведут годы в Сибири, столетия на рудниках! Да, я отомщу!
Царевич. Отец, смилуйся над народом! Дай людям то, о чем они просят!
Князь Павел. Государь, начните с собственной головы; они испытывают особое предпочтение к этому предмету.
Царь. Народ, народ! Тигр, которого я натравил на самого себя, но теперь я буду сражаться с ним не на жизнь, а на смерть. С полумерами покончено! Я сокрушу этих нигилистов одним ударом. В России не останется ни одного нигилиста, ни одной нигилистки. Разве царское слово — пустой звук? Разве какая-то женщина может держать меня в кулаке? Клянусь, Вера Сабурова будет в моей власти до конца этой недели, даже если придется сжечь город дотла, чтобы найти ее. Ее высекут кнутом, удавят в крепости, повесят на площади!
Царевич. О Господи!
Царь. Уже два года она держит меня за горло, два года превращает мою жизнь в кромешный ад. Но теперь я отомщу. Военное положение, князь, военное положение во всей Российской империи! Вот какова будет расплата. Хорошая мера, а, князь? Хорошая мера!
Князь Павел. И весьма выгодная для казны, государь. За полгода это сократит излишек населения и сэкономит все судебные издержки. Теперь они не понадобятся.
Царь. Правильно. В России слишком много народу, и мы тратим слишком много денег на судебные заседания. Я закрою все суды.
Царевич. Государь, подумайте, прежде чем…
Царь. Когда вы подготовите манифест?
Князь Павел. Экземпляры печатают уже полгода, государь. Я знал, что они вам понадобятся.
Царь. Вот и славно, очень хорошо. Приступим немедленно. Ах, князь, если бы у каждого европейского монарха был такой министр, как вы…
Царевич. ...то в Европе было бы куда меньше королей, чем сейчас.
Царь (князю Павлу, испуганным шепотом). На что он намекает? Ты ему доверяешь? Кажется, заточение не образумило его! Может быть, стоит отправить его в ссылку? Может быть, стоит… (Далее шепотом.) Император Павел сделал это. Императрица Екатерина (указывает на портрет на стене) сделала это. Почему бы и мне не сделать?
Князь Павел. Не стоит беспокоиться, ваше величество. Его высочество — очень оригинальный юноша. Он изображает преданность своему народу, а сам живет во дворце, проповедует социализм и получает жалованье, достаточное для содержания целой губернии. Когда-нибудь он поймет, что лучшее лекарство от республиканских идей — это царская корона. Тогда он порежет на куски фригийский колпак свободы и сделает орденские ленты для своего премьер-министра.
Царь. Вы правы. Если бы он действительно любил людей, то не был бы моим сыном.
Князь Павел. Если бы он хотя бы неделю прожил среди простолюдинов, их объедки быстро излечили бы его от демократических убеждений. Итак, государь, мы начинаем?
Царь. Без промедления. Зачитайте манифест. Господа, прошу садиться. Алексей! Алексей, я к тебе обращаюсь! Иди сюда и послушай, это будет хорошим уроком для тебя; однажды тебе самому придется поступить так же.
Царевич. Я уж слышал более чем достаточно. (Занимает место за столом. Граф Рувалов что-то шепчет ему.)
Царь. О чем вы там шепчетесь, граф?
Граф Рувалов. Ваше величество, я дал его высочеству добрый совет.
Князь Павел. Граф Рувалов — настоящий транжира, государь. Он постоянно раздает то, в чем больше всего нуждается. (Выкладывает бумаги перед царем.) Смею надеяться, государь, вы это одобрите. «Любовь народная»… «Отец народа»… «Военное положение»… И обычная ссылка на «провидение» в последней строке. Теперь остается лишь подпись вашего императорского величества.
Царевич. Государь…
Князь Павел (поспешно). Обещаю вашему величеству истребить всех нигилистов в России за полгода, если вы подпишете этот указ. Всех до единого.
Царь. Повторите еще раз! Истребить всех нигилистов в России; покончить с их предводительницей, которая ведет со мной войну в моем собственном городе. Князь Павел Мараловский, назначаю вас маршалом Российской империи, дабы вы могли без помех ввести военное положение. Дайте манифест, я немедленно подпишу его.
Князь Павел (указывает на манифест). Вот здесь, ваше величество.
Царевич (вскакивает и закрывает манифест руками). Стойте, говорю вам! Остановитесь! Священники отняли у народа небо, а вы и землю собираетесь отнять?
Князь Павел (поспешно). Нам некогда, ваше высочество. (В сторону.) Этот мальчишка может все испортить. (Обращается к царю.) Вот перо, государь.
Царевич. Что? Разве это такая малость — удушить народ, погубить царство, разрушить империю? Кто мы такие, что смеем угнетать свой народ? Разве у нас меньше грехов, чем у простых людей, разве мы можем приговаривать их, пока не услышали собственный приговор?
Князь Павел. Их высочество — настоящий коммунист. Он выступает за равное распределение грехов, а не только собственности.
Царевич. Согретые одним солнцем, дышащие одним воздухом, рожденные во плоти и крови — чем же они отличаются от нас, кроме того, что голодают, пока мы пируем, и трудятся, пока мы пребываем в праздности? Они страдают, пока мы травим их, и погибают, пока мы…
Царь. Как ты смеешь?
Царевич. Смею ради своего народа! А ты собираешься отнять у людей их простейшие права!
Царь. У народа нет никаких прав.
Царевич. Когда народ бесправен, творятся злодеяния. Отец, они выигрывали для тебя сражения. От сосновых лесов Балтики до пальмовых рощ Индии они разворачивали могучие крылья победы! Хотя я и был ребенком, но видел, как волна за волной живых людей устремлялась с высот брани навстречу гибели. Они склонили чашу весов войны, когда казалось, что кровавый полумесяц вот-вот восторжествует над нашими орлами.
Царь (несколько тронутый и смущенный). Они давно умерли, что я могу сделать для них?
Царевич. Ничего! Мертвым ничто не страшно, теперь ты уже не можешь причинить им вред. Они спят вечным сном — одни в турецких водах, другие на ветреных высотах Дании и Норвегии. Но наши живые братья — что ты сделал для них? Они просили хлеба, но ты дал им камень. Они жаждали свободы, но ты бичуешь их скорпионами. Ты сам посеял семена революции!
Князь Павел. Разве мы сейчас не пожинаем урожай?
Царевич. О, братья мои! Вам было бы лучше пасть под свинцовым градом, под залпами картечи на поле боя, чем вернуться домой и встретить такую участь. У лесных зверей есть логова, а русский человек, покоритель мира, не имеет, где преклонить голову.
Князь Павел. Допустим, на плаху палача.
Царевич. Вот именно, на плаху! Вы губили их души ради собственного удовольствия, а теперь собираетесь губить их тела!
Царь. Бесстыдный мальчишка! Забыл, кто есть государь российский?
Царевич. Нет! Теперь, милостью Божией, народ будет править сам. Тебе надлежало быть пастырем, но ты бежал как наймит и оставил стадо на поживу волкам.
Царь. Уведите его! Князь Павел, выведите его отсюда!
Царевич. Бог дал людям язык, чтобы говорить, а ты отрезаешь им языки, чтобы они безмолвствовали в своих муках. Но Бог дал людям и руки, чтобы сокрушать зло, и они будут крушить! Да! Из больной и несчастной утробы нашей несчастной земли восстанет кровавое дитя революции, которое сразит тебя!
Царь (вскакивает с места). Дьявол! Убийца! Почему ты так нагло выступаешь против меня?
Царевич. Потому что я нигилист!
Министры вскакивают с мест. На несколько мгновений воцаряется мертвая тишина.
Царь. Нигилист! Нигилист! Гадюка, которую я пригрел на груди, предатель, которого я осыпал благодеяниями, — это твой кровавый секрет? Князь Павел Мараловский, маршал Российской империи, арестуйте царевича.
Министры. Арестуйте царевича!
Царь. Нигилист! Ладно, что посеял, то и пожнешь. Если ты заодно с ними, то сгниешь вместе с ними. Если ты жил с ними, то умрешь вместе с ними.
Князь Петрович. Смерть!
Царь. Проклятие на всех сыновей! В России больше не должно быть браков, от которых рождаются такие гаденыши. Говорю вам, арестовать цесаревича!
Князь Павел. Ваше высочество, по приказу его императорского величества я требую отдать вашу шпагу.
Царевич отдает шпагу. Князь Павел кладет ее на стол.
Царевич. Моя шпага не запятнана кровью.
Князь Павел. Эх глупый юнец! Вы не созданы для заговоров и не научились держать язык за зубами. Героям не место во дворце.
Царь (опускается на трон, не сводя взгляда с царевича). О Господи! Мой собственный сын восстает против меня! Моя плоть и кровь восстают против меня! Но теперь я избавлюсь от заговорщиков.
Цесаревич. В могучем братстве, к которому я принадлежу, есть тысячи таких же, как я, и десятки тысяч еще лучших. (Царь вздрагивает.) Звезда свободы уже взошла, и вдалеке я слышу грохот сокрушительного прилива демократии, который обрушится на эти проклятые берега.
Князь Павел (обращаясь к князю Петровичу). В таком случае, нам с вами пора научиться плавать.
Цесаревич. Батюшка, государь, ваше величество! Я прошу не за себя, а за жизнь моих братьев, за жизнь народную!
Князь Павел (ожесточенно). Ваши братья не довольствуются своей жизнью; им всегда нужно забрать еще и жизнь ближнего.
Царь (встает). Я устал бояться. Теперь со страхом покончено. Начиная с этого дня я объявляю войну против народа — войну на уничтожение. Как они поступали со мной, так и я поступлю с ними. Я сотру их в порошок и развею прах по ветру. В каждом доме будет шпион, предатель у каждого очага, палач в каждой деревне, виселица на каждой площади. Чума и проказа менее смертоносны, чем мой гнев. Я превращу каждую гранцу в кладбище, каждую губернию в лепрозорий и буду лечить больных мечом. Я добьюсь мира и покоя, даже если это будет кладбищенский покой. Кто назвал меня трусом? Кто сказал, что я боюсь? Вот так я растопчу народ под своей пятой! (Сбрасывает со стола шпагу царевича и топчет ее.)
Царевич. Берегись, как бы эта шпага не повернулась против тебя. Народ терпелив, но в конце концов наступает возмездие. Оно приходит бесшумно, а его руки красны от крови.
Князь Павел. Ба! Простолюдины — дурные стрелки, они всегда промахиваются.
Царевич. Бывают времена, когда люди становятся орудиями в руке Господней.
Царь. О да! Бывают и такие времена, когда правитель становится бичом Божьим. Увести его! Позовите мою стражу! (Входит отряд императорских гвардейцев. Царь указывает на царевича, который одиноко стоит у края сцены.) Мы заключим его в тюрьму… В тюрьму? Нет, я больше не верю в тюрьмы. Он сбежит и убьет меня. Пусть лучше солдаты расстреляют его здесь, прямо на площади. Видеть его больше не могу! (Царевича выводят из комнаты.) Нет, нет, оставьте его! Я не доверяю гвардейцам. Они все нигилисты. (Князю Павлу.) Вам я доверяю, у вас нет жалости. (Распахивает дверь и выходит на балкон.)
Царевич. Если мне предстоит умереть за народ, то я готов. Одним нигилистом больше или меньше — какое это имеет значение для России?
Князь Павел (смотрит на часы). Ужин точно будет испорчен. Как утомительны эта политика и особенно старшие сыновья! Голос с улицы. Господи, спаси твой народ!
Раздается выстрел. Царь, шатаясь, вваливается обратно в комнату.
Царевич (отталкивает гвардейцев и подбегает к нему). Отец! Царь. Убийца! Убийца! Это твоих рук дело! Убийца! (Умирает.)
Немая сцена.
Занавес
АКТ 3
Сцена: такая же как в акте 1. У двери стоит мужчина в желтом одеянии с обнаженной шпагой.
Пароль (снаружи): Vae tyrannis[9].
Ответ: Vae victis[10] (повторяется трижды).
Входят заговорщики в плащах и масках и выстраиваются полукругом на сцене.
Председатель. Который час?
Первый заговорщик. Час битвы.
Председатель. Какой день?
Второй заговорщик. День Марата.
Председатель. Какой месяц?
Третий заговорщик. Месяц свободы.
Председатель. Каков наш долг?
Четвертый заговорщик. Повиновение.
Председатель. Наш лозунг?
Пятый заговорщик. Parbleu, мсье председатель, я не знал, что он у вас имеется.
Заговорщики. Шпион! Шпион! Сорвать с него маску! Долой маску!
Председатель. Запереть дверь! Здесь есть кто-то еще, кроме нигилистов.
Заговорщики. Сорвать с него маску! Сорвать маску! Смерть ему! Смерть! (Пятый заговорщик снимает маску.) Князь Павел!
Вера. Дьявол! Кто заманил тебя в львиное логово?
Заговорщики. Смерть ему! Смерть!
Князь Павел. En verite, messieurs[11], вы не очень-то гостеприимны.
Вера. Добро пожаловать! Какое гостеприимство мы можем вам оказать, кроме кинжала или петли?
Князь Павел. Не имел представления, что у нигилистов такой ограниченный выбор. Позвольте заверить, что если бы я не имел постоянного доступа в самое высшее общество и в самые низшие круг заговорщиков, то никогда бы не стал премьер-министром России.
Вера. Тигр не может изменить свою природу, и змея не может избавиться от своего яда, а вы вдруг воспылали любовью к людям?
Князь Павел. Mon Dieu, non, мадемуазель! Я бы с гораздо большей охотой сейчас сплетничал о скандалах в гостиной, чем вел изменнические речи в подвале. Кроме того, я ненавижу простецов, которые воняют чесноком, курят дурной табак, встают рано поутру и довольствуются одним блюдом на ужин.
Председатель. Чего вы тогда добиваетесь, примкнув к делу революции? Что вы надеетесь приобрести?
Князь Павел. Мне нечего терять, mon ami. Этот пустоголовый юнец, наш новый царь, отправил меня в ссылку.
Вера. В Сибирь?
Князь Павел. Нет, в Париж. Он конфисковал мои поместья, лишил меня чина и украл моего повара. У меня не осталось ничего, кроме орденов. Я пришел сюда ради мести.
Председатель. Тогда вы имеете право стать одним из нас. Мы тоже ежедневно собираемся во имя мести.
Князь Павел. Разумеется, вам нужны деньги. Люди со средствами не вступают в заговоры. Вот, возьмите. (Бросает деньги на стол.) У вас много шпионов, но думаю, вы нуждаетесь в сведениях. Я лучше всех знаю о злоупотреблениях нашего правительства, потому что практически все из них — моих рук дело.
Вера. Председатель, я не доверяю этому человеку. Он причинил слишком много зла России, и мы не можем принять его в свои ряды.
Князь Павел. Поверьте, мадемуазель, вы ошибаетесь. Я буду самым ценным приобретением для вашего круга. Что касается вас, господа, если бы я не считал, что вы можете быть полезны для меня, то не стал бы рисковать бы своей шеей в вашем обществе или ужинать на час раньше, чем принято в приличных домах.
Председатель. Да, Вера, если бы он решил шпионить за нами, то не явился бы собственной персоной.
Князь Павел (в сторону). Да уж, я послал бы своего лучшего друга.
Председатель. Кроме того, он как раз тот человек, который может дать ценные сведения для нашего ближайшего дела.
Вера. Если хотите, будь по-вашему.
Председатель. Братья, вы согласны, чтобы князь Павел Мараловский был допущен в наш круг и принес клятву нигилиста?
Заговорщики. Да! Да!
Председатель (протягивает кинжал и лист бумаги). Князь Павел, кинжал или клятва?
Князь Павел (с язвительной улыбкой). Предпочитаю губить, а не быть погубленным. (Берет лист бумаги.)
Председатель. Помните: если вы предадите нас, то пока есть на земле яд или острая сталь, пока мужчины способны разить, а женщины изменять, вам не уйти от расплаты. Нигилисты никогда не забывают друзей и не прощают врагов.
Князь Павел. В самом деле? Не думал, что вы такие цивилизованные люди!
Вера (расхаживая взад-вперед по сцене). Почему его здесь нет? Он не будет цепляться за корону. Я хорошо его знаю.
Председатель. Подпишите. (Князь Павел ставит подпись.) Значит, вы думали, что у нас нет символа веры? Это неправда. Читайте!
Вера. Это опасно, председатель. На что он нам нужен?
Председатель. Мы используем его в своих целях. Он будет полезен для нас сегодня ночью и завтра.
Вера. Возможно, для нас не будет никакого «завтра». Но мы дали ему слово, и теперь он защищен лучше, чем в своем дворце.
Князь Павел (читает). «Права человека»… В былые времена люди завоевывали себе права, но в наши дни каждый младенец, похоже, рождается на свет с общественным манифестом на устах. «Природа не храм, а мастерская; мы требуем права на труд». О я готов поступиться своими правами в этом отношении.
Вера (продолжает расхаживать по сцене). Неужели он не придет? Неужели он больше не придет?
Князь Павел. «Институт семьи подлежит упразднению как подрывающий подлинное единство в социалистическом обществе». Да, господин председатель, я полностью согласен с пятым пунктом. Семья — ужасная обуза, особенно если человек не женат. (Раздается тройной стук в дверь.)
Вера. Наконец-то Алексей пришел!
Пароль: Vae tyrannis.
Ответ: Vae victis.
Входит Михаил Строганов.
Председатель. Михаил, цареубийца! Братья, воздадим почести человеку, который погубил тирана!
Вера (в сторону). Ох, он еще придет.
Председатель. Михаил, ты спас Россию.
Михаил. Россия на мгновение освободилась со смертью тирана, но солнце свободы быстро скрылось, словно пасмурным осенним днем.
Председатель. Кромешная ночь деспотического самодержавия еще не закончилась для России.
Михаил (сжимая нож). Еще один удар, и все будет кончено.
Вера (в сторону). Еще один удар? Что он имеет в виду? Но почему Алексея нет с нами? Алексей! Алексей! Почему ты не здесь?
Председатель. Как тебе удалось скрыться, Михаил? Говорили, будто тебя схватили.
Михаил. На мне был мундир императорской гвардии. Дежурный полковник был одним из наших братьев и назвал мне пароль. Я без опаски миновал караульные заставы и проскакал на добром коне до стен дворца, прежде чем закрыли ворота.
Председатель. Какая замечательная удача, что он вышел на балкон!
Михаил. Удача? На свете нет никакой удачи. Перст Божий вывел его туда.
Председатель. А где ты был эти три дня?
Михаил. Скрывался в доме отца Николая на перекрестке.
Председатель. Николай честный человек.
Михаил. Да, честности в нем довольно для священника. Но теперь я здесь, чтобы отомстить предателю.
Вера (в сторону). Боже, неужели он никогда не придет? Алексей! Почему тебя здесь нет? Ты не мог стать предателем!
Михаил (замечает князя Павла). Князь Павел Мараловский! Клянусь святым Георгием, какая славная добыча! Должно быть, это дело рук Веры. Только она могла заманить эту подколодную змею в ловушку.
Председатель. Князь Павел только что дал клятву и стал одним из нас.
Вера. Царь Алексей изгнал его из России.
Михаил. Ба! Это уловка, чтобы одурачить нас. Что ж, будем держать князя Павла здесь и найдем для него какой-нибудь пост в нашем царстве террора. Он привычен к кровавой работе.
Князь Павел (подходит к Михаилу). Рискованное предприятие и отличный дальний выстрел, mon camarade.
Михаил. С детских лет у меня хватало времени упражняться в стрельбе на диких кабанов в лесах вашего сиятельства.
Князь Павел. Значит, мои егеря слепые как кроты и вечно спят?
Михаил. Нет, князь. Я один из них, но как и вам, мне нравится брать себе то, к чему я был приставлен охранником.
Председатель. Должно быть, это совершенно новая атмосфера для вас, князь Павел. Здесь мы говорим друг другу правду.
Князь Павел. Как это неудобно! Однако должен сказать, у вас здесь собралось разношерстное общество.
Председатель. Смею предположить, узнаете кого-то из добрых знакомых?
Князь Павел. Да, у аристократии всегда больше спеси и вольнодумства, чем мозгов.
Председатель. А как же вы сами?
Князь Павел. Я-то? Если я не могу быть премьер-министром, то должен стать нигилистом. Другого выбора нет.
Вера. О Господи, неужели он не придет? Скоро пробьют часы. Неужели он не придет?
Михаил (в сторону). Председатель, вы знаете, что мы должны сделать? Лишь горе-охотник оставит волчонка в живых, чтобы тот отомстил за отца. Как нам подобраться к этому мальчишке? Это нужно сделать сегодня ночью. Завтра он объявит какие-нибудь народные реформы, и будет слишком поздно устраивать республику.
Князь Павел. Вы совершенно правы. Добрые правители — единственные опасные противники для современной демократии. Поскольку он начал с того, что отправил меня в изгнание, то можете быть уверены, что он собирается показать себя патриотом.
Михаил. Мне тошно от царей-патриотов. России нужна республика.
Князь Павел. Господа, я принес два документа; думаю, они должны вас заинтересовать. Это манифест, который юный царь намерен обнародовать завтра, и план Зимнего дворца, где он проведет эту ночь. (Протягивает бумаги.)
Вера. Не решусь спросить, что они замышляют… Ох, почему здесь нет Алексея!
Председатель. Князь, это ценнейшие сведения. Ты прав, Михаил: завтра будет слишком поздно. Прочти.
Михаил. Ага! Ломоть хлеба для голодающего народа. Опять людям головы дурят сладкой ложью. (Рвет документ.) Все должно быть решено сегодня ночью. Я ему не верю. Разве он стал бы цепляться за корону, если бы любил людей? Но как мы доберемся до него? И будем ли мы, кто не мог вынести плетей его отца, страдать от кнутов сына? Никогда! Все это ложь; все уничтожить!
Князь Павел. Вот ключ от потайной двери во дворец. (Передает ключ.)
Председатель. Князь, мы перед вами в долгу.
Князь Павел (с улыбкой). Обычное состояние для нигилистов.
Михаил. Да, но теперь мы с лихвой выплачиваем наши долги. Два императора за одну неделю! Это уравнивает все счета. Мы добавили бы и премьер-министра, кабы вы не пришли.
Князь Павел. Как жаль, что вы это сказали! Это лишает мой визит живописного антуража и духа приключений. Я думал, что рискую своей головой, когда прихожу сюда, а вы говорите, что я спас ее. Впрочем, если человек пытается искать романтику в современной жизни, его неизменно ждет разочарование.
Михаил. Потерять голову не слишком романтично.
Князь Павел. Нет, но часто бывает безумно скучно сохранять ее на плечах. Вам иногда так не кажется? (Часы бьют шесть раз.)
Вера (опускается в кресло). Ох, время прошло! Время прошло!
Михаил (обращаясь к председателю). Помните: завтра будет поздно.
Председатель. Братья, час настал. Кто из нас отсутствует?
Заговорщики. Алексей! Алексей!
Председатель. Михаил, зачитай правило номер семь.
Михаил. «Ежели любой из братьев не подчинится вызову на собрание, председатель расследует обстоятельства его вины».
Председатель. Какие есть доказательства вины нашего брата Алексея?
Заговорщики. Он носит корону! Он носит корону!
Председатель. Михаил, зачитай пункт седьмой Революционного устава.
Михаил. «Между нигилистами и всеми, кто носит корону и стоит над своими согражданами, объявлена война не на жизнь, а на смерть».
Председатель. Братья, что скажете? Виновен ли царь Алексей или невиновен?
Все. Виновен!
Председатель. Каким будет наказание?
Все. Смерть!
Председатель. Давайте приготовим жребии; правосудие свершится сегодня ночью.
Князь Павел. Ага, это в самом деле интересно. Я уже начал опасаться, что собрания заговорщиков так же скучны, как судебные заседания.
Профессор Марфа. Моя сильная сторона — сочинение памфлетов, а не стрельба на поражение. Тем не менее цареубийство всегда имело место в истории.
Михаил. Если ваш пистолет так же безобиден, как ваше перо, этот юный тиран проживет долгую жизнь.
Князь Павел. Профессор, вы также должны помнить, что если вас схватят (а это вполне возможно) и повесят (а это несомненно), то не останется никого, кто будет читать ваши статьи.
Председатель. Братья, вы готовы?
Вера (встает). Постойте, постойте! Я хочу кое-что сказать.
Михаил (в сторону). Чума ее побери! Я знал, что до этого дойдет.
Вера. Этот юноша был нашим братом. Каждый вечер он рисковал своей жизнью и приходил сюда. Каждый вечер когда улицы кишели шпионами, и в каждом доме сидели доносчики. Он был воспитан как царский сын, но предпочел наше общество.
Председатель. Да, но под фальшивым именем. Он с самого начала лгал нам и продолжает лгать до сих пор.
Вера. Я готова поклясться в его честности. Здесь нет никого, кто не был бы тысячу раз обязан ему жизнью. Кто спас вас от ареста, пыток, кнута и гибели, когда сюда нагрянули царские ищейки… а теперь вы хотите убить его?
Михаил. Наш долг — истреблять любых тиранов!
Вера. Он не тиран. Я хорошо его знаю! Он любит народ.
Председатель. Мы его тоже знаем; он предатель.
Вера. Предатель? Три дня назад он мог предать каждого из вас, и тогда всех нас ждала бы виселица. Он подарил вам жизнь. Дайте ему немного времени — месяц, неделю, хотя бы несколько дней… но теперь? О Боже, не теперь!
Заговорщики (потрясая кинжалами). Сегодня ночью! Сегодня ночью! Сегодня ночью!
Вера. Тихо, злобные гадюки, тихо!
Михаил. Разве мы здесь не для того, чтобы уничтожать? Разве мы не сдержим свою клятву?
Вера. Вашу клятву! Посмотрите, как вы жадны до прибыли: каждая рука тянется к соседским деньгам, каждое сердце жаждет грабежа и насилия. Кто из вас, если бы корона оказалась у него на голове, отдал бы империю на растерзание толпе? Русский народ еще не готов к республиканскому строю.
Председатель. Любой народ готов к республиканскому строю.
Михаил. Этот щенок — тиран.
Вера. Тиран? Разве он не разогнал своих гнусных советников? Этот зловещий ворон распускал крылья над головой его отца и терзал его когтями, а теперь пришел к нам, каркая об отмщении. О, имейте милосердие! Дайте ему пожить еще неделю!
Председатель. Вера вступается за царя!
Вера (с гордостью). Я прошу не за царя, а за брата.
Михаил. За клятвопреступника, за труса, не швырнувшего царскую мантию в лицо тупицам, которые ее преподнесли. Нет, Вера, нет! Еще не перевелись на этой земле мужчины, и она еще не устала вынашивать своих детей. Ни один русский царь не должен осквернять мир Божий своей жизнью.
Председатель. Однажды ты предложила нам испытать тебя. Мы сделали это и обнаружили твою слабость.
Михаил. Вера, я не слепой; я знаю твой секрет. Ты любишь этого юного царя со смазливой физиономией, кудрявыми локонами и мягкими белыми ручками. Какая же ты дура, да еще и лживая — разве ты не понимаешь, как он поступит с тобой, этот мальчишка, который якобы любит тебя? Он сделает тебя свой любовницей, натешится твоим телом и вышвырнет на улицу, когда ты ему надоешь. Он сделает это с тобой — со жрицей свободы, пламенем революции, светочем демократии!
Вера. Мне все равно, что он со мной сделает. По крайней мере, он будет честен с народом. Он любит людей и любит свободу.
Председатель. Значит, он будет играть в царя-гражданина, пока мы голодаем? Будет улещивать нас сладкими речами, обманывать лживыми посулами, как и его отец? Будет держать нас в рабстве, как и все его предки?
Михаил. А ты, чье имя заставляло каждого деспота дрожать за свою жизнь, ты, Вера Сабурова, ради любовника, ради жалкой интрижки, предашь свой народ?
Заговорщики. Предательница! Тяните жребий! Тяните жребий!
Вера. Каждое твое слово ложь, Михаил. Я не люблю его, и он не любит меня.
Михаил. Ты не любишь его? Почему же он тогда не должен умереть?
Вера (с усилием, стискивая руки). Да, он в самом деле должен умереть. Он нарушил свою клятву. В Европе не должно остаться ни одного монарха — разве я сама не поклялась в этом? Республика может быть сильной, только напившись царской крови. Да, он нарушил клятву. Отец умер, и сын тоже умрет… но не сегодня! Не сегодня! Россия, столетиями терпевшая зло и угнетение, может неделю подождать свободы. Дайте ему одну неделю.
Председатель. Ты нам больше не нужна. Можешь уходить к своему возлюбленному.
Михаил. Хотя если я найду его в твоих объятиях, это не спасет его от смерти.
Заговорщики. Сегодня ночью! Сегодня ночью! Сегодня ночью!
Михаил (поднимает руку). Минуту! Я хочу кое-что сказать. (Подходит к Вере, и медленно произносит.) Вера Сабурова, ты забыла о своем брате? (Делает паузу, чтобы увидеть эффект от своих слов; Вера вздрагивает.) Ты забыла его молодое лицо, бледное от голода, эти руки, исковерканные пытками, эти кандалы у него на ногах? Разве они дали ему хоть неделю свободы? Разве они пощадили его хотя бы на один день? (Вера падает в кресло.) О да, потом ты красиво говорила о свободе и возмездии. Когда ты заявила, что отправляешься в Москву, твой престарелый отец обнимал тебя за колени и умолял не оставлять его, не дать умереть в одиночестве. Его крики до сих пор звучат у меня в ушах. Но ты осталась глуха к его мольбам, ты была тверда как кремень. Той ночью ты бросила отца, а три недели спустя он умер от разбитого сердца. Ты написала мне и позвала в Москву. Я послушался — сначала потому, что любил тебя, но вскоре ты излечила меня от этого чувства. Ты иссушила и уничтожила всякую нежность, жалость, любовь и человечность, оставшуюся в моем сердце. Ты заставила меня вырвать любовь из груди, как дурную и ненужную вещь; ты превратила мою руку в сталь, а сердце в камень. Ты заповедовала мне жить ради свободы и возмездия. Я так и сделал… а ты, что ты сделала?
Вера. Давайте тянуть жребий! (Заговорщики аплодируют.)
Князь Павел (в сторону). Похоже, великий князь взойдет на трон раньше, чем он сам ожидал. Под моим руководством он станет превосходным царем, если уже сейчас любит мучить животных и не никогда держит свое слово.
Михаил. Теперь ты наконец стала собой, Вера.
Вера (неподвижно стоит посреди сцены). Жребий, говорю я, тяните жребий! Теперь я не женщина. Моя кровь превратилось в желчь, мое сердце холодно как сталь, а рука будет еще более смертоносной, чем раньше. Голос брата взывает ко мне из тьмы и просит нанести один удар ради свободы. Жребий, тяните жребий!
Председатель. Мы готовы. Михаил, ты цареубийца, поэтому имеешь право первым тянуть жребий.
Вера. Господи, пришли его в мою руку! Пришли его мне!
Заговорщики тянут жребии из кубка, увенчанного черепом.
Председатель. Открывайте ваши жребии.
Вера (разворачивает свой листок). Мой жребий! Смотрите, вот кровавый знак. Дмитрий, брат мой, теперь ты будешь отомщен!
Председатель. Вера Сабурова, ты избрана для цареубийства. Господь был благосклонен к тебе. Кинжал или яд? (Подносит ей кинжал и пузырек с ядом.)
Вера. Мне сподручнее кинжал; так не будет промашки. (Берет кинжал.) Я заколю его в сердце, так же, как он заколол меня. Предатель, бросивший нас ради лент, тряпок и безделушек, лгавший мне каждый раз, когда приходил сюда, и забывший про нас, как только взошел на трон. Михаил был прав: он не любил ни меня, ни народ. Если бы я была матерью и выносила сына, то отравила бы собственное молоко, лишь бы он не вырос и не стал предателем или царем.
Князь Павел что-то шепчет председателю.
Председатель. Да, князь, так будет лучше. Вера, сегодня царь будет ночевать в своем покое в северном крыле дворца. Вот ключ от потайной двери; тебе назовут пароль для стражи. Его собственные слуги будут усыплены нашим зельем. Тебе никто не помешает: он будет один.
Вера. Вот и хорошо. Я не подведу.
Председатель. Мы будем ждать под дворцовым окном на Исаакиевской площади. Когда часы на Никольской башне пробьют полночь, ты подашь нам знак, и мы поймем, что жалкий тиран убит.
Вера. Какой знак?
Председатель. Брось в окно окровавленный кинжал…
Михаил. ...обагренный кровью изменника.
Председатель. Иначе мы поймем, что тебя схватили, прорвемся во дворец и отобьем тебя у охраны.
Михаил. А заодно убьем его.
Председатель. Ты поведешь нас, Михаил?
Михаил. Да, я поведу вас. Смотри, Вера Сабурова, чтобы рука не подвела тебя.
Вера. Глупец, разве трудно убить врага?
Князь Павел (в сторону). На моей памяти это девятый заговор. Каждый раз они заканчивались voyage en Siberie[12] для моих соратников, а я получал очередной орден.
Михаил. Это ваш последний заговор, князь.
Председатель. Итак, полночь и окровавленный кинжал.
Вера. Да, обагренный кровью лживого сердца. Я не забуду. (Стоит посреди сцены.) Задушить любые природные порывы, не любить и не быть любимой, не давать себя жалеть и не иметь жалости… да, это клятва, клятва! Кажется, дух Шарлотты Корде сегодня наполнил мою душу. Я впишу свое имя на скрижалях истории и буду числиться среди великих героинь. О да! Дух Шарлотты Корде наполняет мое естество и направляет руку для удара, как я сама склонила свое сердце к ненависти. Пусть он улыбается во сне — я не дрогну. Пусть он мирно спит — я не промахнусь. Радуйся, брат мой, в своей тесной камере; радуйся и улыбайся сегодня ночью. Скоро этот новоявленный царь отправится по кровавой тропе в преисподнюю и встретится там со своим отцом. О этот царь! О изменник, лжец, клятвопреступник, обманувший меня! Изображал патриота среди нас, а теперь носит корону; продал нас за тридцать сребреников, как Иуда, наградил предательским поцелуем! (С еще большей страстью.) О Свобода, могучая мать вечной жизни, твои одежды красны от крови тех, кто умер за тебя! Той престол — народная Голгофа, твоя корона, терновый венец. О распятая мать наша, деспот забил гвоздь в твою правую руку, а тиран — в левую! Их злое железо пронзает твои ноги. Когда ты страдала от жажды, то попросила воды у своих мучителей, и они дали тебе горькое питье. Они пронзили твой бок копьем. Век за веком они смеялись над твоими муками. Здесь, на твоем алтаре, о Свобода, я клянусь служить тебе: делай со мной, что пожелаешь! (Потрясает кинжалом.) Теперь все кончено, и я клянусь твоими святыми ранами, о распятая мать Свобода, что Россия будет спасена!
Занавес
АКТ 4
Сцена: Прихожая перед царским чертогом. Позади большие окна, завешенные портьерами.
На сцене князь Петрович, барон Рафф, маркиз де Пуаврар, граф Рувалов.
Князь Петрович. Наш молодой государь хорошо начинает.
Барон Рафф (пожимает пленами). Все молодые цари хорошо начинают.
Граф Рувалов. И плохо кончают.
Маркиз де Пуаврар. Что ж, мне не стоит жаловаться. По крайней мере, он оказал мне одну добрую услугу.
Князь Петрович. Полагаю, отменил ваше назначение в Архангельск?
Маркиз де Пуаврар. Вот именно. Там я ни минуты бы не чувствовал себя в безопасности.
Входит генерал Котемкин.
Барон Рафф. О, генерал! Какие новости от нашего романтичного юного императора?
Генерал Котемкин. Вы совершенно правы, барон, когда называете его романтиком. На прошлой неделе я видел, как он развлекался в мансарде с труппой бродячих актеров; теперь по его прихоти всех каторжников надобно вернуть из Сибири, а политических заключенных, как он их называет, велено амнистировать.
Князь Петрович. Политические заключенные? Да половина из них не лучше, чем обычные убийцы!
Граф Рувалов. А другая половина еще хуже!
Барон Рафф. Вы неверно судите о них, граф. Оптовая торговля всегда была прибыльнее, чем розничная.
Граф Рувалов. Он и впрямь слишком романтичен. Вчера отклонил мое прошение о монополии на соляную пошлину. Заявил, что народ имеет право на дешевую соль.
Маркиз де Пуаврар. Это еще пустяки. Он вот недоволен, что во дворце каждый вечер устраивают банкет из-за какого-то голода в южных губерниях.
Молодой царь входит незамеченным и слушает дальнейший разговор.
Князь Петрович. Quelle betise![13] Чем больше народ голодает, тем лучше. Это учит их смирению, которое есть превосходнейшая добродетель.
Барон Рафф. Я часто об этом слышал.
Генерал Котемкин. Он также заводил речь о русском парламенте и сказал, что у народа должны быть свои представители.
Барон Рафф. Выходит, мы должны дать им помещение, где они будут бить друг другу морды, как будто не хватает драк на улице. Но, господа, худшее еще впереди. Он угрожает провести глубокую экономическую реформу, потому что народ обложен слишком тяжелыми налогами.
Маркиз де Пуаврар. Не верю, что он мог всерьез такое задумать. Какая для нас польза от народа, кроме сбора налогов? Кстати о налогах, мой дорогой барон: не откажите в любезности одолжить мне завтра сорок тысяч рублей; моя жена настаивает, что ей нужен новый бриллиантовый браслет.
Граф Рувалов (на ухо барону Раффу). Должно быть, в пару тому браслету, который она получила от князя Павла на прошлой неделе.
Князь Петрович. Мне тоже срочно нужно шестьдесят тысяч рублей, барон. Сын запутался в долгах, а долг чести нужно выплачивать.
Барон Рафф. Чудесный сын, в совершенстве подражающий своему отцу.
Генерал Котемкин. Вы всегда требуете деньги, а я вот не получил ни копейки, не заработанной своим горбом. Это невыносимо; в конце концов, это просто нелепо! Мой племянник собирается жениться, и я должен обеспечить ему приданое.
Князь Петрович. Мой дорогой генерал, должно быть ваш племянник — настоящий турок. Он регулярно женится по три раза в неделю.
Генерал Котемкин. Вот поэтому ему и нужно приданое, чтобы утешиться.
Граф Рувалов. А мне наскучило жить в городе. Хочу сельское имение.
Маркиз де Пуаврар. А мне наскучило жить в глуши. Хочу дом в городе.
Барон Рафф. Господа, я крайне сожалею, но это не подлежит обсуждению.
Князь Петрович. А как же мой сын, барон?
Генерал Котемкин. А как же мой племянник?
Маркиз де Пуаврар. А как же мой дом в городе?
Граф Рувалов. А как же мое сельское имение?
Маркиз де Пуаврар. А как же бриллиантовый браслет для моей жены?
Барон Рафф. Это невозможно, господа. Старый режим в России умер, похороны начинаются сегодня.
Граф Рувалов. Тогда я подожду, когда он воскреснет.
Князь Петрович. Да, но что же нам делать en attendant?[14]
Барон Рафф. Что мы в России всегда делали, когда царь затевал реформы? Ничего. Вы забываете, что мы дипломаты. Мыслящие люди не должны иметь никакого отношения к действию. Реформы в России очень трагичны, но всегда завершаются фарсом.
Граф Рувалов. Хорошо бы князь Павел был здесь. Кстати, наш юный царь очень неблагодарно поступил с ним. Если бы хитроумный старый князь сразу же не объявил его императором, не дав времени на раздумья, то царевич вполне мог отдать корону первому встречному сапожнику.
Князь Петрович. Как вы думаете, барон, князь Павел действительно собирается уехать?
Барон Рафф. Он в ссылке.
Князь Петрович. Да, но уезжает ли он?
Барон Рафф. Не сомневаюсь; по крайней мере, он сказал, что уже отправил в Париж две телеграммы с распоряжениями насчет своего ужина.
Граф Рувалов. А! Тогда все ясно.
Царь (выступая вперед). Князю Павлу будет лучше послать третью телеграмму и заказать… (Пересчитывает присутствующих.) …шесть дополнительных мест за столом.
Барон Рафф. Вот дьявол!
Царь. Нет, барон; не дьявол, а царь. Предатели! Если бы не продажные министры, в мире не было бы дурных правителей. Такие, как вы, губят великие империи ради собственного величия. Нашей матушке-России не нужны неблагодарные сыновья. Теперь вам нет прощения; слишком поздно для этого. Могила не возвращает мертвых, и плаха не возвращает мучеников, но я буду милосерднее к вам. Я дарю вам жизнь! Такое проклятье я могу наложить на вас. Но если хотя бы одного из вас увидят в Москве завтра вечером, его голова покатится с плеч.
Барон Рафф. Ваше величество, вы поразительно напоминаете своего августейшего отца.
Царь. Я изгоняю вас из России. Ваши поместья конфискуются в пользу народа. Можете увезти свои титулы с собой. Реформы в России, барон, всегда заканчиваются фарсом. Князь Петрович, у вас будет прекрасная возможность попрактиковаться в смирении, этой превосходной добродетели. Итак, барон, вы полагаете, что русский парламент будет всего лишь местом для мордобития? Хорошо, я позабочусь о том, чтобы вам регулярно высылали отчеты о каждом заседании.
Барон Рафф. Государь, вы добавляете к ужасам ссылки еще одно ужасное испытание.
Царь. Теперь у вас будет достаточно времени для чтения. Не забывайте, вы же дипломаты. Мыслящие люди не должны иметь ничего общего с действием.
Князь Петрович. Государь, мы просто шутили.
Царь. Тогда я изгоняю вас за дурные шутки. Bon voyage[15], господа. Если вам дорога жизнь, то вы уедете на первом парижском поезде. (Министры выходят из комнаты.) России давно пора избавиться от подобных людей. Они как шакалы, идущие по львиному следу. Им хватает смелости только для разбоя и грабежа. Если бы не они и не князь Павел, мой отец был бы хорошим царем и не умер бы такой страшной смертью. Как странно — самые реальные события в жизни человека всегда кажутся сном! Государственный совет, кошмарный закон, предназначенный для убийства людей, арест, крики во дворе, выстрел из пистолета, окровавленные руки отца, а потом — царский венец! Иногда человек годами существует без движения, как неживой, а потом как будто целая жизнь втискивается в один час. У меня не было времени подумать о себе. Еще до того как жуткий предсмертный крик отзвучал в моих ушах, как на голове уже красовалась корона, на плечи легла алая мантия, и меня провозгласили царем. Тогда я мог отказаться от всего. Это ничего не значило для меня… но смогу ли я отказаться теперь? (Входит полковник гвардии.) Да, полковник, что у вас за дело?
Полковник. Какой пароль ваше императорское величество желает назначить на эту ночь?
Царь. Пароль?
Полковник. Для кордона охраны, ваше величество, который будет нести ночную стражу вокруг дворца.
Царь. Можете распустить охрану, мне она не нужна. (Полковник уходит. Царь приближается к короне, лежащей на столе.) Что за неуловимое могущество скрыто в этой аляповатой безделушке, в этой короне, заставляющей человека ощущать себя божеством, когда он носит ее? Держать в ладонях этот маленький яркий мир, одним мановением руки достигать крайних пределов земли, бороздить морские просторы, превратить сушу в торную тропу для походов своего войска — вот что такое носить корону! Самый последний мужик в России, которого кто-нибудь любит, коронован лучше, чем я. О, как любовь сдвигает чашу весов! Сколь бедной предстает величайшая империя этого мира по сравнению с любовью! Запертый во дворце, со шпионами, стерегущими на каждом шагу, я ничего не слышал о ней, ни разу не видел ее после того ужасного часа три дня назад, когда вдруг оказался царем бескрайней России. О, если бы я мог увидеть ее хотя бы на мгновение и поведать ей секрет моей жизни, который я не осмеливался выдать раньше! Я рассказал бы, почему ношу эту корону, хотя поклялся вести вечную войну против всех венценосцев! Сегодня было собрание; я получил вызов от неизвестного человека, но что я мог поделать? Я нарушил свою клятву… нарушил клятву!
Входит паж.
Паж. Уже двенадцатый час, государь. Прикажете заступить на первую стражу в ваших покоях сегодня ночью?
Царь. Почему ты должен сторожить меня, дружок? Звезды — мои лучшие стражи.
Паж. Таково было желание вашего августейшего отца: не оставаться в одиночестве во время ночлега.
Царь. Моего батюшку тревожили дурные сны. Отправляйся спать, мальчик; скоро полночь, и ночная бессонница сгонит краску с твоих румяных щек. (Паж пытается поцеловать ему руку.) Нет уж! Слишком часто мы играли в детстве для этого… О, дышать одним воздухом с ней и не видеть ее! Кажется, будто свет ушел из моей жизни, и солнце покинуло меня.
Паж. Государь… Алексей, разрешите мне остаться с вами сегодня ночью! Над вами нависла какая-то угроза, и я ее чувствую.
Царь. Чего мне бояться? Я изгнал всех своих недругов из России. Поставь-ка жаровню поближе ко мне; сегодня очень холодно, и я немного посижу возле нее. Ступай, дружок, ступай. Мне нужно о многом подумать сегодня ночью. (Подходит к окну в задней части сцены и отдергивает портьеру. Открывается вид на Москву, залитую лунным светом.) Снег густо валил с самого вечера. Каким белым и холодным кажется мой город под этой бледной луной! Но какие пламенные сердца бьются в ледяной России, несмотря на метели и морозы! Ах, увидеть бы ее хоть на минуту, рассказать обо всем и объяснить, почему я стал царем… Но она не усомнится во мне; она сказала, что будет мне верить. Она будет верить, хотя я нарушил клятву… Господи, как здесь холодно! Где мой плащ? Посплю часок, потом прикажу подать сани, и увижусь с Верой нынче ночью, пусть даже сгину из-за этого. Разве я не отпустил тебя, дружок? Что? Разве я должен так скоро разыгрывать из себя тирана? Ступай, ступай… Нет, не могу жить в разлуке с ней. Моя упряжка будет здесь через час; один час между мною и любовью! Как тянет горелым углем от этой жаровни… (Паж уходит. Царь ложится на диван возле жаровни.)
Входит Вера в черном плаще.
Вера. Спит! Спасибо тебе, Господи! Кто теперь спасет его от моей руки? Это он! Демократ, который сделался царем, республиканец в короне, лживый изменник. Михаил был прав: он не любил ни меня. (Склоняется над ним.) Ну почему такая смертельная ложь заключалась в таких нежных губах? Разве в его локонах было недостаточно золота, чтобы осквернить их этой короной? Но теперь настал мой день, настал день народа и освобождения! Настал и твой день, мой брат! Хоть я и задушила в себе любые чувства, но не думала, что убивать будет так легко. Один удар — и все кончено, только руки сполоснуть. Пора, я должна спасти Россию. Я дала клятву! (Заносит кинжал для удара.)
Царь (внезапно садится и обнимает ее). Вера, ты здесь! Значит, мой сон обернулся явью. Почему же ты целых три дня не приходила, когда я больше всего нуждался в тебе? О Господи, ты считаешь меня предателем, лжецом, царем? Так и есть, ради любви к тебе. Ради тебя, Вера, я нарушил свою клятву и надел отцовскую корону. Я положу к твоим ногам могучую Россию, которую мы с тобой так любили, дам эту землю у подножия твоего престола, возложу эту корону тебе на голову. Народ полюбит нас. Мы будем править силой любви, как добрый отец правит своими детьми. Каждый русский человек будет волен думать, как велит ему сердце, и волен говорить, что думает. Я прогнал волков, которые охотились на нас, вернул твоего брата из Сибири и распахнул черные пасти рудников. Вестовой уже в пути; через неделю Дмитрий и все остальные вернутся в родные края. Люди будут свободны — они уже сейчас свободны. Сначала, когда мне вручили эту корону, я хотел швырнуть ее обратно. Так бы я и сделал, если бы не ты, Вера! О, Боже! У русских мужчин принято одаривать своих любимых. Я сказал себе, что подарю любимой женщине целый народ, целую империю, весь мир! Ради тебя, Вера, ради тебя одной я сохранил эту корону; только ради тебя я стал царем. Да, я любил тебя больше, чем свою клюкву. Что же ты молчишь? Ты меня не любишь! Ты меня не любишь! Ты пришла предупредить меня о каком-то заговоре, о покушении на мою жизнь? Но что мне жизнь без тебя?
Снаружи доносятся тихие голоса заговорщиков.
Вера. О, я пропала! Пропала! Пропала!
Царь. Нет, здесь тебе нечего бояться. Осталось еще пять часов до рассвета. Завтра я выведу тебя перед всем народом…
Вера. Завтра…
Царь. Завтра же я собственноручно короную тебя и объявлю императрицей в великом соборе, построенном моими предками.
Вера (отталкивает его и вскакивает). Я нигилистка! Я не могу носить корону!
Царь (падает к ее ногам). Я ведь больше не царь. Я всего лишь мальчишка, который полюбил тебя больше, чем свою честь и свою клятву. Ради любви к людям я был патриотом; ради любви к тебе я стал клятвопреступником. Давай вместе уйдем и будем жить среди простого народа. Я не царь. Я буду трудиться ради тебя, как крестьянин или крепостной. О, полюби меня хотя бы чуть-чуть!
Снаружи доносится ропот заговорщиков.
Вера (сжимает кинжал). Задушить любые чувства в себе, не любить и не быть любимой… Не жалеть и не чувствовать… о, но я женщина! Боже, помоги мне, я женщина! О Алексей, я тоже нарушила свою клятву; я предательница! Я полюбила. Не говори ничего, не надо! (Целует его в губы.) В первый и последний раз я полюбила… (Царь обнимает ее, и они садятся на диван.)
Царь. Теперь я могу умереть.
Вера. Зачем ты заговорил о смерти? Твоя жизнь и любовь — враги смерти. Не говори о ней! Не сейчас… еще не сейчас.
Царь. Не знаю, почему она вошла в мое сердце. Может быть, чаша жизни слишком полна радостью, чтобы выдержать это. Это наша брачная ночь.
Вера. Наша брачная ночь!
Царь. И если явится сама смерть, думаю, я мог бы поцеловать ее в бледные уста и испить сладкий яд забвения.
Царь. Наша брачная ночь! Нет, нет! Смерть не может сидеть на празднике. Смерти вообще нет.
Царь. Для нас ее не будет.
Снаружи доносится ропот заговорщиков.
Вера. Что это? Ты что-нибудь слышал?
Царь. Только твой голос — эту ноту птицелова, что сманивает мое сердце, как бедную птицу с ветки.
Вера. Мне показалось, кто-то смеялся.
Царь. Снаружи лишь ветер да дождь. Ночь сегодня ненастная.
Снаружи доносится ропот заговорщиков.
Вера. Может быть… Но где твоя охрана? Где они?
Царь. Где им быть, если не у себя дома? Я не собираюсь жить в стальном кольце. Народная любовь — лучшая защита для царя.
Вера. Народная любовь!
Царь. Милая, тебе здесь ничего не угрожает. О, любимая, я знал, что ты веришь мне! Ты сказала, что будешь верить.
Вера. Я верила. О, любимый, прошлое кажется тусклым серым сном, от которого пробудились наши души. Наконец-то наступила жизнь!
Царь. Да, наконец-то наступила жизнь.
Вера. Наша брачная ночь! О дай мне испить чашу любви этой ночью! Нет, милый, еще не сейчас… Как все замерло вокруг, и все-таки кажется, что воздух полнится музыкой. Наверное, это соловей, заскучавший на юге, прилетел на холодный север, чтобы петь для таких влюбленных, как мы. Это соловей. Разве ты не слышишь его?
Царь. Милая, мои уши не слышат ничего, кроме сладких звуков твоего голоса, а глаза не видят никого, кроме тебя, иначе я услышал бы соловья и увидел бы, как золотое утреннее солнце восходит на востоке прежде времени из ревности к твоей красоте.
Вера. Ты бы увидел, если бы услышал соловья. Кажется, он больше никогда уже не запоет снова.
Царь. Это не соловей. Это сама любовь поет от радости, что ты стала ее жрицей. (Часы начинают бить полночь.) Слышишь, милая, наступает час влюбленных. Иди сюда, встанем рядом и послушаем, как полуночный звон переходит от одной колокольни к другой по всему городу. Наш брачная ночь! Что это? Что такое?
Снаружи доносится громкий ропот заговорщиков.
Вера (вырывается из его объятий и бежит через сцену). Гости уже прибыли на свадьбу. Да, вы получите свой знак! (Пронзает себя кинжалом.) Вы получите свой знак! (Бросается к окну.)
Царь (бросается ей наперерез и выхватывает кинжал). Вера!
Вера (прильнув к нему). Отдай мне кинжал! Отдай! На улице люди, которые хотят лишить тебя жизни. Стража предала тебя. Окровавленный кинжал — это знак, что ты убит. (Заговорщики поднимают крик снаружи.) О, нельзя терять ни секунды! Брось кинжал! Брось! Теперь меня уже не спасти: клинок был отравлен! Смерть уже вошла в мое сердце. У нас не было другого выхода.
Царь (держит кинжал подальше от нее). Смерть вошла и в мое сердце; мы умрем вместе!
Вера. О, милый, милый! Пожалей меня! Волки идут по твоему следу, но ты должен жить ради свободы, ради России, ради меня! О, ты не любишь меня! Ты же предложил мне целую империю! Отдай мне кинжал, скорее! Почему ты так жесток? Моя жизнь ради твоей! Какая разница? (Громкие крики снаружи: «Вера! Вера! На выручку! На выручку!»)
Царь. Теперь смерть — ничто для меня.
Вера. Они врываются снизу! Смотри, человек в крови у тебя за спиной! (Царь на мгновение оборачивается.) Ах! (Вера выхватывает у него кинжал и выбрасывает в окно.)
Заговорщики (внизу). Да здравствует народ!
Царь. Что ты натворила!
Вера. Я спасла Россию! (Умирает.)
Немая сцена.
Занавес
Оскар Уайльд. Вера, или Нигилисты. 1880 г.
Примечания "Вере, или Нигилистам" Оскара Уайльда
1 Это первая драма Оскара Уайльда, написанная им в 25 лет.
2 Через крест к свету (лат.).
3 Через кровь к свободе (лат.).
4 Котлеты по-имперски (фр.).
5 Прекрасная Франция (фр.).
6 Скука (фр.).
7 Болезнь века (фр.).
8 Черт побери! (фр.).
9 Горе тиранам (лат.).
10 Горе побежденным (лат.).
11 Право же, господа (фр.).
12 Поездка в Сибирь (фр.).
13 Какая глупость! (фр.)
14 В ожидании (фр.).
15 Приятного путешествия (фр.).
2015– © «Оскар Уайльд»