Оскар Уайльд. Еще несколько радикальных мыслей о реформе одежды (читать онлайн)
More Radical Ideas Upon Dress Reform - Еще несколько радикальных мыслей о реформе одежды
Статьи, лекции, эссе Оскара Уайльда
Я с большим интересом прочитал большое количество писем, вызванных моей недавней лекцией об одежде. Это доказывает мне, что вопрос о реформе одежды занимает многих умных, интересных людей, близко принимающих к сердцу принципы здоровья, свободы и красоты в одежде, и я надеюсь, что "Н. В. Т." и "Mater familias" возымеют то влияние, которое их письма — оба письма прекрасны — безусловно заслуживают.
Но я обращусь сперва ко второму письму м-ра Хьюши и сопровождающему его рисунку; прежде же, чем приступить к разбору теории, заключенной в том и другом, мне, пожалуй, следует заметить, что я не имею ни малейшего понятия, носит ли этот господин длинные или короткие волосы, прямые или отложные манжеты, и вообще не имею никакого представления о его внешности. Я надеюсь, что он считается со своими удобствами и желаниями во> всем, имеющем отношение к его костюму, и что он имеет возможность проявлять ту индивидуальность в одежде, которую он так красноречиво требует для себя и так нелепо пытается отнять у других; но я решительно не могу взять индивидуальную внешность м-ра Вентворта Хьюши, как интеллектуальную основу для расследования принципов, которым надлежит руководствовать одеждою какого-либо народа. Я не отрицаю силы или популярности той школы критики, лозунг которой: "дай ему в морду", но я признаюсь, что эта школа меня совершенно не интересует. Мальчишка-хулиган на улице, быть может, неизбежная необходимость, но хулиган в споре — только помеха. Поэтому я сейчас прямо перейду к затронутому вопросу, к превосходству одежды конца XVIII века над одеждой, которую носили в течение второй четверти XVII-ю: перейду к относительным достоинствам принципов, проводимых тем и другим…
Тот костюм, который я носил, очень близко напоминает изображенный на снимке с гравюры Норткота, приведенной в книге м-ра Годвина; он обладал некоторой долей изящества и элегантности, которые были восхитительны; но всё же я отказался от него по следующим причинам: ознакомившись подробнее с законами одежды, я пришел к выводу, что куртка куда проще и удобнее, чем сюртук и жилет, и если она застегивается от плеча, куда теплее; фалдам же нет места в одежде, разве только по какой-нибудь дарвинистической теории наследственности; основываясь на личном долгом опыте, а пришел к убеждению, что крайняя узость коротких брюк-рейтуз не очень удобна, когда их носишь постоянно; одним словом, я убедился, что этот вид костюма не основан на рациональных принципах. Широкополая шляпа и свободный плащ, которые я всегда носил при вышеупомянутом костюме (ибо моей целью была не историческая точность, а современный комфорт) — я ношу еще и теперь и считаю их крайне удобными.
Хотя м-р Хьюши не имел случая лично проверить пригодность костюма, который он предлагает, он даже дает нам рисунок его, величая его немного преждевременно "идеальным костюмом". Конечно, это ни в коем случае не идеальный костюм; м-р Хьюши надеется, что я могу согласиться с тем, что костюм "довольно живописен"; что ж, может быть, он и живописен, но, во всяком случае, не красив, так как он не основан на правильных принципах, или, скорее всего, не основан ни на каких принципах. Живописности или "красивости" можно добиться различными путями; так, например, вещи нам мало знакомые или причудливые могут быть живописными, как костюм конца XVI века или времени Георгов. Развалины еще могут быть живописными, но прекрасными они никогда не могут быть, так как их линии лишены смысла. Красота достигается только совершенствованием принципов; а в "идеальном костюме" м-ра Хьюши нет вовсе ни смысла, ни принципов, тем менее их совершенства. Давайте расследуем его и найдем его недостатки; они очевидны для всякого, кто требует для одежды чего-нибудь большего, чем основа "маскарадного" костюма. Начать с того, что шляпа и башмаки никуда не годятся. Всё, что надевается на конечности, кроме головы и ног, должно быть ради удобства изготовлено из мягкого материала, а ради свободы должно заимствовать свою форму от того, как хочешь его носить, а не от какого-нибудь стереотипного рисунка сапожника или шляпника. Шляпа, изготовленная на основании правильных принципов, должна иметь такие июля, которые можно поднять или опустить, смотря по тому, мрачен или ясен, сух или дождлив день; поля же шляпы на рисунке м-ра Хьюши совершенно жестки и очень плохо защищают лицо, и совсем не в состоянии защитить затылок или уши в случае холодного восточного ветра; в то же время шляпа, изготовленная согласно рациональным законам, может быть отогнута сзади и по бокам и таким образом, быть такой же шляпой, как и капюшон. Затем, дно шляпы м-ра Хьюши слишком велико; высокая шляпа уменьшает рост низкого человека, а человеку высокого роста причиняет массу неудобств при влезании и вылезании из экипажей и вагонов, при прохождении под уличной оконной маркизой; ни с какой стороны такая шляпа не ценна, а будучи бесполезной, она тем самым противоречит основным принцинан одежды.
Что касается сапог, то они не так безобразны и неудобны, как шляпа; но всё же они, очевидно, сделаны из жесткой кожи, так как иначе они не собрались бы складками у щиколотки; между тем сапог должен быть всегда сделан из мягкой кожи, и если он с длинным голенищем, то должен быть или зашнурован спереди, или подтянут значительно выше колен; в последнем случае полная свобода при ходьбе сочетается с совершенной защитой от дождя; этих двух преимуществ никогда не дает короткий жесткий сапог, а когда отдыхаешь дома, можно отогнуть мягкое, длинное голенище, как на сапоге 1640-го года.
Затем идет верхняя одежда: какие же рациональные принципы должны лежать в основе верхней одежды? Начать с того, что она должна быть легко надеваема или снимаема, и также должна надеваться на какое угодно платье; следовательно она никогда не должна иметь такие узкие рукава, как на рисунке м-ра Хьюши. Если необходимо отверстие или щель для руки, она должна быть безусловно широка и может быт защищена клапанами, как в этом идеальном виде верхней одежды, современной Инвернессовской накидке1; во-вторых, верхняя одежда не должна быть узкой, иначе она будет стеснять свободу движении. Если молодой человек на рисунке застегнет свое пальто, он, может быть, и будет скульптурен, хотя я в этом сильно сомневаюсь, но он никогда не будет в состоянии быстро двигаться; его super-totus не основан ни на каком принципе; верхняя одежда должна быть сделана так, чтобы ее можно было носить длинной или короткой, совершенно свободной или сравнительно узкой, как захочет этого владелец; она должна давать возможность одну руку держать закрытой и одну свободной, или обе свободными. или обе закрытыми, как ему будет угодно и как для него будет удобно при ходьбе или езде; верхняя одежда, кроме того, не должна быть тяжелой и всегда должна быть теплой; наконец, она должна быть такой, чтобы ее можно было легко носить на руке, если ее снять; одним словом, принципы, лежащие в её основе, должны исходить от свободы и удобства, и они все осуществлены в плаще, тогда как пальто на рисунку м-ра Хьюши их все нарушает.
Брюки до колен на рисунке, конечно, слишком узки; всякий, носивший их когда-нибудь в продолжение некоторого времени, всякий, даже у кого чисто-теоретические взгляды на этот вопрос, согласится со мной в этом; и, как всё остальное в приведенном костюме, они неправильны. Замена сюртука и жилета курткой — шаг по правильному пути, который я с удовольствием приветствую, но куртка на рисунке слишком узка на бедрах, чтобы быть удобной. Когда куртка или камзол спускаются ниже талии, они должны быть разрезаны по бокам. В XVI веке, когда нижние полы куртки прикреплялись к верхней части с помощью шнуров и клапанов, так что, по желанию, куртка могла сниматься, иногда же просто делалась открытой по бокам; в каждом случае она является наглядным примером рациональных принципов одежды, т.е. предоставляет полную свободу и приспособление к обстоятельствам.
Наконец, что касается такого рода рисунков, то я должен отметить, что абсолютно нет никакого предела всякого рода "довольно живописным" костюмам, которые можно или реставрировать, или изобрести; но если костюм не основан на принципах и не следует каким-нибудь законам, он никогда не будет ценным для нас при реформе одежды. И этот рисунок м-ра Хьюши, например, ничего не доказывает, кроме того, что наши деды ничего не понимали в рациональных законах одежды. Нет ни одного закона рационального костюма, который не был бы в нем нарушен, так как он предлагает нам жесткость, узость и неудобство, взамен удобства, свободы и комфорта.
А вот, с другой стороны, одежда, которая, будучи основана на принципах, может служить нам прекрасным руководством и примером; ее любезно срисовал для меня м-р Годвин из прелестной книги герцога Ньюкастльского о верховой езде, из книги, которая является наилучшим у нас авторитетом по наилучшей эпохе костюма. Я, конечно, не предлагаю его для обязательного копирования, и не с этой точки зрения следует к нему подходить; т.е. это не реставрация умершего костюма, а просто реализация живых законов. Я привожу его, как пример особого применения универсально-рациональных принципов. Этот рационально одетый молодой человек может опустить поля своей шляпы, если пойдет дождь, отогнуть свои широкие брюки и мягкие сапоги, если устанет, — т.е. он может приспособить свой костюм ко всяким обстоятельствам; тогда он может пользоваться полной свободой, руки и ноги не стеснены излишней тесностью узких рукавов и рейтуз, а бедра совершенно по затянуты, что очень важно; что касается удобства, то куртка его не слишком свободна, чтобы было тепло, и не слишком узка, чтобы было легче дышать: шея его хорошо защищена, хотя ему не душно, и даже его страусовые перья, если какой-нибудь филистер вздумает возражать против них, не измышление дендизма, а служат ему веером в летнее время; когда же погода. дождливая, он, без сомнения, оставляет их дома и надевает плащ. Ценность этого костюма в том, что просто каждая часть его является выражением какого-либо закона. Таким образом, мой юноша прямо одет в идеи, в то время как юноша м-ра Хьюши накрахмален фактами; второй из них ничему не учит, у первого можно всему научиться. Излишне указывать, что этот костюм хорош не потому, что он заимствован у XVI века, а потому, что он построен на рациональных принципах костюма, точно так же, как хороши четырехугольная притолока или стрельчатая арка не потому, что одна из них греческая, а другая готическая, но потому, что каждая из них является наиболее рациональным завершением отверстия определенной величины и противодействием определенному весу. А тот факт, что этот костюм пользовался всеобщим распространением в Англии два с половиною столетия тому назад, доказывает, по крайней мере, что законы костюма признавались и осуществлялись в нашей стране, и поэтому есть надежда, что их снова признают и осуществят. Что же касается абсолютной красоты этого костюма и её значения, я хотел бы прибавить еще несколько слов.
М-р Хьюши торжественно заявляет, что "он и его единомышленники" не могут допустить, чтобы этот вопрос о красоте вносился в вопрос "об одежде"; что он и его единомышленники "смотрят на вопрос с практической точки зрения" и т. д. Я не стану здесь обсуждать, насколько человек, нежелающий считаться с красотой и ценностью красоты, может притязать на практичность. Слово "практичный" почти всегда служит последним убежищем некультурных людей. Изо всех слов с извращенным толкованием это, пожалуй, самое несчастное. Я хочу только отметить, что красота в основе своей органична, т.е. исходит не извне. а изнутри; не от какой-либо придаточной "красивости", а от совершенствования своей собственной сущности; и следовательно, так как тело красиво, всякая одежда, которая рационально одевает его, должна быть также красива в своей конструкции и своих линиях.
Я имею столь же мало желания определять уродство, сколько недостаточно самосуда, чтобы определять красоту; но всё же я хотел бы напомнить тем, кто издевается над красотой, как над чем-то непрактичным, что вещь безобразная — это просто вещь скверно сделанная, или вещь, не отвечающая своему назначению; что уродство — это непригодность; что уродство — это несостоятельность; что уродство - это бесполезность, как, например, украшение не на месте; в то время как красота, как кто-то сказал, это очищение от всего излишнего. Красота одарена божественной бережливостью; красота дает только необходимое, ни капельки больше, в то время как уродство всегда расточительно, уродство — мот, расшвыривающий направо и налево свой материал; одним словом, уродство, — и я усердно обращаю внимание м-ра Вентворта Хьюши на эти слова, — уродство в одежде, как и во всем другом, всегда является признаком того, что кто-то был непрактичен. Поэтому одежда будущего в Англии, если она будет основана на истинных законах свободы, удобства и приспособляемости к обстоятельствам, безусловно будет также и красивой, ибо красота всегда является признаком верности принципов, мистической печатью, налагаемой на всё совершенное и только на то, что совершенно.
Что же касается второго корреспондента, то главный принцип одежды, заключающийся в том, чтоб все части её ложились тяжестью своей на плечи, а не на талию, мне кажется, всеми одобрен, хотя "старый моряк" и заявляет, что ни один матрос или атлет никогда не вешает свою одежду на плечи, а всегда прикрепляет ее вокруг бедер. По моим же воспоминаниям о реке и гимнастической площадке в Оксфорде — этих двух убежищах эллинизма в нашем маленьком готическом городке — лучшие чемпионы бега и гребного спорта (а из моего колледжа их вышло немало) всегда носили узкую фуфайку, с которой были наглухо соединены короткие брюки, вытканные целиком из одного куска. Что касается матросов, то, я должен сознаться, его замечание справедливо, и эта скверная привычка, мне кажется, влечет за собой то постоянное подтягивание нижних частей костюма, которое хотя и популярно в дешевых мелодрамах, всё же не что иное, как очень некрасивая и неловкая привычка; и так как всякая неловкость является следствием какого-либо неудобства, я уверен, что эта подробность костюма наших матросов будет принята во внимание при ближайшей реформе нашего флота, ибо, несмотря на все протесты, я надеюсь, что мы подвергнем реформе всё, начиная с торпед и кончая шляпами, начиная с кринолинов и кончая крейсерами.
Затем, что касается деревянных башмаков или котурнов, то мое упоминание о них вызвало великий ужас. Мода в туфлях на высоких каблуках вскрикнула от испуга, и ужасное слово "анахронизм" пущено в ход. Но всё, что может быть полезным, не может быть анахронизмом. Это слово применимо только к воскрешению какой-нибудь глупости; однако в современной Англии во многих наших фабричных городах, как, например, в Олдхаме, до сих нор носят деревянные башмаки. К сожалению, в Олдхаме они вряд ли красивы, как мечта; в Олдхаме, может быть, и не знают об искусстве украшения их инкрустациями из слоновой кости и жемчуга; но в Олдхаме они отвечают своему назначению. Да и не так давно их носили вообще высшие классы нашей страны. Только несколько дней тому назад я имел удовольствие беседовать с дамой, которая вспомнила с трогательным сожалением о деревянных башмаках своей юности; они были, по её словам, не слишком высоки и не слишком тяжелы, и кроме того были снабжены какого-то рода пружиной на подошве, так, чтобы было легче в них ходить. Лично я против того, чтобы башмаку или туфле придавалась добавочная вышина; это противоречит рациональным принципам одежды, хотя, если такое искусственное увеличение высоты неизбежно, оно должно быть достигнуто с помощью двух подпорок, а не одной; но что я предпочел бы видеть, это какое-нибудь видоизменение разделенной надвое юбки, или длинные, умеренно свободные шаровары. Если же разделенная юбка должна приобрести какое-нибудь положительное значение, она должна отбросить всякое стремление "не отличаться по виду от обыкновенной юбки"; она должна уменьшить среднюю ширину каждой из своих двух половин и пожертвовать всеми своими глупыми сборками и оборками; с той минуты, как она начинает имитировать обыкновенную юбку, она погибла; но пусть она смело объявит себя тем, что она действительно есть, и она сделает огромный шаг на пути разрешения настоящего затруднения. Я уверен, что найдется много грациозных, очаровательных девушек, которые будут готовы носить костюм, основанный на этих принципах, несмотря на страшную угрозу м-ра Хьюши, что он не сделает им предложения, пока они будут носить такой костюм, ибо все обвинения в недостатке женственности в такого рода костюмах совершенно бессмысленны; каждый рациональный вид одежды одинаково пригоден для обоих полов, и абсолютно нет такой вещи, как определенно женская часть платья.
Мне только хотелось бы сказать одно слово предостережения: верхняя туника должна быть пышной и умеренно широкой; по желанию, она может быть скроена более или менее по фигуре, но ни в каком случае она не должна быть стеснена в талии каким-либо поясом или лентой; наоборот, она должна спадать от плеч до колен, или ниже, красивыми изгибами и вертикальными линиями, предоставляя большую свободу и, следовательно, большее изящество. Немногие виды одежды так абсолютно некрасивы, как опоясанная тюника, доходящая едва-едва до колен; мне хотелось бы, чтобы некоторые из наших Розалинд приняли это во внимание, когда они надевают трико; благодаря именно пренебрежению этим принципом, так безобразен, так непропорционален гимнастический дамский костюм, который в других отношениях вполне разумен.
11 ноября 1884 г.
Примечания
1 Пальто с пелериной, которое носили в Англии в конце XIX века.
2015– © «Оскар Уайльд»