Эстетическая философия. Искусство Оскара Уайльда
Кто в прекрасных вещах находит безобразные мысли, тот испорчен. Это недостаток. Кто в прекрасных вещах видит прекрасные мысли, тот культурен. На него можно надеяться. Избранные же — это те, для которых прекрасные вещи не что иное, как красота. Ни один художник не хочет ничего доказать. Можно доказывать даже вещи, которые истинны сами по себе.
Оскар Уайльд
Ни у кого не было более тонкого и глубокого понимания искусства и художественной красоты, чем у Оскара Уайльда, никто не пылал такой страстной любовью к искусству ради искусства — "l' art pour l'art" 1, как он. При знакомстве с произведением искусства, говорит он, мы не должны теряться в догадках, что оно собой представляет, а должны любить его ради него самого, любить его, каково оно перед нами.
Искусство совершенно лишь благодаря себе самому. Оно ведет замкнутую, независимую жизнь, и его сходство с видимым миром не играет никакой роли при его оценке. Оно должно быть скорее его покрывалом, чем отражением. Жизнь берет у искусства гораздо больше, чем искусство у жизни. Великий художник создает тип красоты, и жизнь старается ему уподобиться. Греки правильно понимали это, ставя в спальню новобрачных статую Гермеса или Аполлона, чтобы женщина имела всегда перед глазами прекрасный художественный образ и рождала бы подобных ему детей. Жизнь — это лучший и даже единственный ученик искусства, утверждает Уайльд, и приводит в качестве примера, что жизнь учится у искусства, а не наоборот, нигилистов, этих мучеников отрицания, которые идут на смерть во имя того, во что они сами не верят. Их тип есть исключительно продукт литературы, создание, начатое Тургеневым и завершенное Достоевским. Поэзия всегда идет впереди жизни, — поэтому-то и девятнадцатый век в том виде, как мы его знаем, есть изобретение Бальзака!
Уайльд приводит нам другой пример из своей личной жизни: у него была подруга редкой экзотической красоты, личность, в высшей степени интересная и, пожалуй, единственная по своей типичной натуре Протея.
Однажды в каком-то французском журнале он прочел начало рассказа одного давно умершего русского писателя, героиня которого, как две капли воды, походила на его знакомую; он обратил поэтому её внимание на эту вещь. Потом он уехал, и только в Венеции ему в руки снова случайно попалось продолжение. Рассказ кончался тем, что героиня погибает из-за человека, стоящего гораздо ниже её, как в социальном, так и в духовном и моральном отношении. Спустя некоторое время он узнает, что его знакомая сошлась в Англии с одним господином, который менее чем через полгода ее бросил. Впоследствии она говорила, что считала положительно своим долгом следовать во всем героине рассказа и с величайшим напряжением и страхом ждала только, что принесет ей развязка. Уайльд добавляет: "Молодые люди лишали себя жизни, потому что самоубийством кончили Ролла и Вертер. А сколько людей старались подражать Христу и Цезарю!"
Только в нашей душе природа начинает жить. Вещи существуют, потому что мы видим их, а то, что мы видим и как мы видим, зависит всецело от искусства, которое влияет на нас. Огромная разница видеть ли вещь или смотреть на нее. Иначе говоря, искусство учит нас любить природу больше, чем мы ее любим, раскрывая перед нами её тайны: благодаря кисти великого художника, мы видим в природе многое, что прежде было скрыто от нашего взора. Воззрение Уайльда гласит несколько иначе: чем больше мы проникаемся искусством, тем всё меньше обращаем внимания на природу. Искусство, учит нас видеть в природе недостаток планомерности, её удивительную неравномерность, её ужасающее одиночество и, наконец, её совершенно бессмысленную недоступность. Природа преисполнена, несомненно, добрыми намерениями, но, — как замечает Аристотель, — у неё нет сил привести их в исполнение. Глядя на ландшафт, мы тотчас же замечаем его недостатки. Но мы должны радоваться, что природа столь несовершенна, — ибо иначе у нас не было бы искусства.
Искусство — это пламенный протест, рыцарское дерзновение вернуть природу в её границы. Знаменитые слова о разнообразии природы лишь один миф. Его не существует, оно возникает только в мыслях, в фантазии, благодаря художественный слепоте того, кто наблюдает природу.
Нет ничего вреднее мышления; люди умирают от него, как от всякой другой болезни, "и", прибавляет Уайльд, — "счастье, что англичане не склонны к мышлению, что превосходным здоровьем народа мы обязаны нашей национальной ограниченности!"
Никогда искусство не бывает символом своего века, а, наоборот, век всегда есть символ своего искусства. Чем более абстрактно и идеально направление искусства, тем лучше может оно выявить внутреннюю сущность своего века. Если мы поэтому хотим при помощи искусства уяснить себе, как думал и чувствовал какой-нибудь народ, мы должны обратиться к его архитектуре и музыке.
Ни один великий художник не видит вещи такими, какими они являются в действительности, ибо в противном случае он перестал бы быть художником.
Один известный живописец отправился в Японию с целью увидеть в действительности японцев, познакомившись предварительно с ними по их искусству. Но вскоре он убедился, что вся Япония чистейшая выдумка! Такой страны вовсе нет, и нигде не существует таких людей, каких показало ему японское искусство. Всё, что он видел там и мог зарисовать, были одни только фонари и веера!
Взгляните на пластическую красоту Венеры Милосской и прочтите потом Аристофана! Вы тотчас же увидите, что афинские женщины не обладали вовсе непринужденной естественной красотой Афродиты, что они, наоборот, затягивались, носили высокие каблуки, красили волосы и употребляли белила, как современные модницы и кокотки.
Искусство в действительности есть лишь одна из форм преувеличения, и истинная сущность искусства заключается в высшей стадии вдохновения.
Единственными портретами, в которых можно видеть сходство, являются те, в которых оригинал играет второстепенную, а личность художника главную роль. Благодаря этому, современным портретистам уделяется весьма быстро преходящее внимание. Они никогда не рисуют того, что сами видят, они рисуют только глазами публики, а публика не видит вообще ничего
Наше время — эпоха вырождения, и мы продали свое первородство за крупицу знания.
Долг художника состоит в том, чтобы вдохнуть новую жизнь в старое искусство лжи… В представителях буржуазии нас интересует исключительно маска, носимая всеми, а не действительность, скрывающаяся за нею. Признаки, отличающие одного от другого, суть только случайности одежды, манер, голоса, религии, привычек и т. п. Чем больше анализируешь людей, тем больше убеждаешься в том, какое, в сущности, это бесцельное занятие, так как, в конце концов, наталкиваешься всё-таки всюду на одно и то же всеобъемлющее чудовище, именуемое "человеческой натурой". И если писатель всё же хочет заняться этой задачей, он должен вместо представителей высшей буржуазии начать лучше с мелких торгашей и газетных разносчиков.
Жизнь и природа должны служить для искусства только сырым материалом. Лишней капли природы достаточно, чтобы погубить произведение искусства. Единственно прекрасные суть лишь те вещи, которые нас самих не касаются. И поэтому художник должен больше всего бояться быть модным.
Жизнь опережает натурализм, вымысел же идет впереди жизни.
Ложь, красивая ложь — вот истинная цель искусства. Ибо цель лжеца заключается в возбуждении восхищения, восторга и радости. Он — истинный творец цивилизованного общества.
В поэзии нельзя никогда пользоваться тем, чем перестал пользоваться в жизни. Говоря правду, ты можешь быть уверен в том, что рано или поздно, а это выйдет на свет!
Но искусство, к счастью, всегда умело скрывать истину.
Цель искусства одна: пробуждать настроение.
Примечания
1 L' art pour l'art — искусство ради искусства (франц.). Уайльд развивает свою эстетическую философию, главным образом, в своих очерках "Намерения", которые служат основой настоящего изложения его понимания искусства
2015– © «Оскар Уайльд»