Турежанова Г.А. Стилевые особенности сказок Оскара Уайльда и его эстетическая программа
Сказки Уайльда распахнули перед читателями двери в захватывающий, необычный мир, где красные ибисы подстерегают на отмелях золотых рыбок, а свадебные пиры увенчивает Танец розы. Где чудесные превращения естественны настолько, что их просто не замечают. Где помыслы персонажей всегда несвоекорыстны и у них в помине нет разлада между чувством и поступком. Хотя бы на мгновенье читатель этих сказок забывал о том, как тягостно, как бесцветно существованье, подчиненное требованиям житейской выгоды, и переносился в совсем другой мир. Здесь истиной признавалось только исключение, а не правило, только искусство, а не реальность, только фантазия, а не факт. Творческое, артистическое начало провозглашалось высшей ценностью, и самым главным было его высвободить из-под власти косных представлений, из-под гнета внешне разумных, а по существу нелепых общественных порядков. Вот чему хотел Уайльд посвятить свою жизнь. С ним и еще несколькими писателями того времени в литературу стала возвращаться романтика. Заговорили даже о целом художественном направлении, которое было названо неоромантизмом. Подошли к концу времена, когда превыше всего ставили способность писателя изображать события и людей так, чтобы получалось "как в жизни". Приблизилось время дерзких экспериментов, и в цене было умение не подражать жизни, а изобретать что-то диковинное, невозможное, но дающее почувствовать тайные связи и соприкосновения вещей как будто совершенно разнородных, хотя художник открывает, что они родственны друг другу.
Уайльд был одним из первых, кто пошел в литературу по этому пути. Было бы натяжкой утверждать, что он создал нечто новое и небывалое, - это не так. Скорее он возвращал, или по-своему переосмыслял, полузабытые художественные ходы, которые были отлично известны еще на заре девятнадцатого столетия, когда романтизм переживал свои звездные часы. Но его усилия приобретали особый смысл, если вспомнить, какие художественные приоритеты признавала эпоха. Она дорожила фактологией, объективностью, правдоподобием. Уайльд возвеличил воображение, интуицию, грезу. И свое творчество определил как "опыт изображения нынешней жизни в формах, далеких от реального". Обращение Уайльда к «искусству лжи» исследователи его творчества поясняют тем, что оно было следствием "активного неприятия натурализма и не означало безразличия, а тем более отвращения, к реальной жизни. Его сказки имеют глубокое нравственное содержание. Следуя романтическим традициям первой трети 19 в., поэт в иносказательной форме изображает столкновение героев, носителей высоких гуманистических идеалов, таких как дружба, любовь, верность, самоотверженность с миром корысти, сословных и имущественных предрассудков". Сказочная форма позволяет Уайльду особо подчеркнуто, гротескно изобразить сложные философские вопросы, жесткие конфликты, царящие в обществе, которые перестали замечаться в обыденной жизни; обнажить саму суть нравственных понятий и их столкновений. Взгляд слегка наивного сказочника дает тот самый эффект устранения, который позволяет непредвзято, по-новому взглянуть на старые проблемы и привычные штампы. Главное же, что придает сказкам Уайльда их неповторимое «уайльдовское» своеобразие, это роль, которую играет в них парадоксальная форма выражения мысли, являющаяся отличительной особенностью стиля писателя.
Сказки Уайльда (как и вся его проза) насыщены и перенасыщены парадоксами. В критической литературе прочно установилась традиция считать его парадоксы простой игрой словами. Тем не менее, по мнению автора, в основе многих из них лежит скептическое отношение писателя к целому ряду общепринятых этических и эстетических норм буржуазного общества. Задача парадоксов Уайльда, направленных против ханжеской лицемерной морали, состояла в том, чтобы, называя вещи своими именами, тем самым обнаружить это лицемерие. Ярким тому примером может послужить сказка «Замечательная ракета». И безграничное высокомерие, и надменность и презрение к окружающим «замечательной ракеты», и ее самовлюбленность живо контрастируют с тем полнейшим отсутствием в ней какой-либо действительной ценности, которое Уайльд постоянно подчеркивает в своих описаниях аристократии. Настоящий комизм этой сказки возникает как раз из этого несоответствия между сущностью и видимостью явления, достигающего своего апогея в заключительном эпизоде (мечтавшая произвести «огромную сенсацию», ракета «прошипела и потухла»). Также в своеобразном стиле сказок Уайльда занимает важное место прием контрастного противопоставления. Иногда этот прием преследует чисто живописную задачу (описание внешности Инфанты и Карлика), но в большинстве случаев Уайльд пользуется им для выявления основного сюжетного замысла сказки (чередование картин роскоши и нищеты в сказке «Юный король», в чередовании рассказов ласточки о заморских чудесах с рассказами счастливого принца о жизни бедняков большого города). [1: 278-283].
«Красота», как абстрактное понятие, отличается смысловой неопределенностью в сказках Оскара Уайльда. Трудность определения понятия красоты заключается в том, что оно абсолютно и вместе с тем относительно. Что такое красота? Ответить на этот вопрос пытаются многие философы и писатели не только в силу праздного любопытства, но и в силу разногласий, которые нередко возникают при эстетической оценке одного и того же явления. Писатели пользуются одним и тем же словом «красивый», но каждый по-разному его понимает. В сказках Оскара Уайльда можно выделить несколько значений концепта «красота», реализованных в сказочном творчестве писателя: 1. Внешняя красота; 2. Внутренняя, духовная красота, не проявленная внешне; 3. Прекрасное, скрытое в безобразном или наоборот безобразное, скрытое в прекрасном.
Оскар Уайльд искренне восхищается внешне привлекательными объектами, используя при этом огромное количество образных средств. E.g. «His hair is dark as the hyacinth blossom, and his lips are red as the rose of his desire…». Проблема соотношения красоты внешней и внутренней занимает особое место в творчестве Оскара Уайльда. Слова самого писателя свидетельствуют об этом: «Что такое душа? Душа — это и есть самая суть идеальной красоты. Я бы мечтал вдохнуть в себя душу красоты, как вдыхают аромат розы, а затем, если потребуется, умереть…».
В сказках, стихах, романе Уайльда красочное описание вещественного мира оттесняет повествование (в прозе), лирическое выражение эмоций (в поэзии), давая как бы узоры из вещей, орнаментальный натюрморт. Основной объект описания — не природа и человек, а интерьер, натюрморт: мебель, драгоценные камни, ткани и т. п. Стремление к живописной многокрасочности определяет тяготение Уайльда к восточной экзотике, а также к сказочности. Для стилистики Уайльда характерно обилие живописных, подчас многоярусных сравнений, часто развернутых, крайне детализированных. Сенсуализм Уайльда, в отличие от импрессионистического, не ведет к разложению предметности в потоке ощущений; при всей красочности стиля Уайльда для него характерны ясность, замкнутость, граненость формы, определенность предмета, не расплывающегося, но сохраняющего четкость контуров. Простота, логическая точность и ясность языкового выражения сделали хрестоматийными сказки Уайльда.
В сказке «Счастливый принц» разворачивается эстетическая полемика вокруг проблемы Красоты. Первичное воплощение сказочного персонажа заканчивается смертью. Тем не менее, наличие «внешней» красоты делает возможным «эстетическое возрождение» принца в обличии статуи. Именно в этом случае осуществляется процесс обретения этических ценностей. Вектор движения направлен от внешней красоты — к внутренней. В «Мальчике-звезде» писатель весьма последовательно отстаивает принцип неразрывности внешней и внутренней красоты человека, и иллюстрирует мысль о том, что основой нравственности является эстетическое чувство. Мальчик-звезда в начале сказки пристает перед нами удивительно красивым: «And every year he became more beautiful to look at. All the villagers were filled with wonder, while the Woodcutter‘s children were dark and black-haired, he was white and delicate as sawn ivory. His curls were like the rings of the daffodil. His eyes were like violets by a river of pure water. And his body was like narcissus of a field, where the mower comes not». Эта красота покоряла всех вокруг, заставляла повиноваться мальчику: «And his companions followed him, because he was fair …». Но красота и беспредельная власть принесла ему только зло, «… his beauty did work evil, because he grew proud, cruel and selfish». Из-за своей жестокости герой этой сказки становится уродливым: душевная злобность, непомерная гордыня, неспособность любить, кого бы то ни было и, прежде всего свою мать - это, в конце концов, находит отражение на его лице: «His face was as the face of a toad, and his body was scaled like an adder». Толчком к исправлению как душевному очищению становится отвращение к собственной безобразной внешности. Красота возвращается к нему лишь после того, как он искупает свои грехи. В «Мальчике-звезде» наиболее ярко показано писателем соотношение внутренней и внешней красоты. Мальчик-звезда прекрасен, но его внутренний мир - безобразен, но все становится на свои места — в наказание у него забирают самое ценное - красоту. И вот мы видим, что внутренний мир соответствует внешнему. Стоит герою покаяться - и его тело становится прекрасно, как его душа. Так проблему соотношения внутренней и внешней красоты писатель раскрывает в сказке «Мальчик-звезда».
Своеобразие стилистики сказок Уайльда проявляется в их лексике и стилистике. Великолепный знаток языка (как и подобало приличному эстету), он был точен не только в выборе нужного ему слова, но и в интонационном построении фразы. Конструкция фразы предельно проста и является одним из классических образцов английской прозы. В то же время влияние декадентской манерности заставляет писателя то и дело уклоняться от лаконичности повествования и насыщать свой рассказ всевозможной экзотикой типа «розовых ибисов, длинной фалангой стоящих вдоль Нильского берега» или «черного, как черное дерево, царя лунных гор, поклоняющегося большому куску хрусталя», либо, как в «Дне рождения инфанты», говорящих цветов в саду Инфанты. Особенно заметно стремление к излишней декоративности во втором сборнике сказок («Гранатовый домик»), в котором, как пишет М.Г. Соколянский, "удельный вес экзотических описаний резко возрастает" [7, с.65]. Сказки полны описаний драгоценностей, цветов, одежд, мебели, фруктов, драпировок и т.п. В «Дне рождения Инфанты» подробно описывается интерьер дворцовых комнат, в которые попадает Карлик, садовые цветы, элементы обстановки. Сколько эстетической радости доставляло ему, например, созерцание пышного убранства дворца: "Стены были обиты позолоченной кордовской кожей, а под черным в белую клетку потолком висела тяжелая золоченая люстра на триста восковых свечей. Под большим золотым балдахином, по которому мелким жемчугом были вышиты львы и башни Кастилии, стоял трон, покрытый черным бархатом, который был усеян серебряными тюльпанами и искусно окаймлен серебром и жемчугами". Очевидное пристрастие к экзотике не покидает Уайльда и при описании цветов, в перечислении которых он остается верен себе: "высокие полосатые тюльпаны навытяжку стояли на своих стеблях, словно длинные шеренги солдат… Даже бледно-желтые лимоны, а таком изобилии висевшие на расшатанных решетках и в тени аркад, казалось, обрели под чудесным солнечным светом более насыщенный оттенок, а магнолии раскрыли свои большие шарообразные цветы, словно выточенные из слоновой кости, и напоили воздух густым сладостным ароматом".
С не меньшим упоением Уайльд писал о человеческой одежде. Он еще не заикнулся о наружности Инфанты, а с первых же строчек очень подробно, словно в модном журнале, изобразил ее одеяние: "Платье на ней было в лучшем вкусе, согласно несколько тяжеловесной моде того времени. На ней был серый атласный наряд, юбка и широкие рукава буфами расшиты были серебром, а жесткий корсаж усеян рядами прекрасных жемчужин. При каждом шаге из-под платья выглядывали туфельки с большими розовыми помпонами. Ее веер из розовой кисеи покрывали жемчужины. А в волосах, которые бледно-золотым ореолом обрамляли ее лицо, была прекрасная белая роза" [8: 225-239.] и т. д. Словом, порою забывает изобразить лицо человека, но его костюм опишет всегда. Раньше костюм, а потом лицо. Если книги Достоевского часто были достоянием психиатров, то книги Оскара Уайльда могут быть незаменимы для ювелиров и портных. Уайльда упрекали в том, что, описывая и восхищаясь всем, что сотворил человек для украшения человека, этот комнатный, салонный писатель совершенно отказывается замечать природу. Искусственную красоту он лелеял, а от естественной - отворачивался. Практически невозможно найти на его страницах ни единого пейзажа, ни дуновения свежего ветерка: всюду шикарные дворцы, заморские гобелены и холодный мрамор. Однако в «Дне рождения Инфанты» он отступает от этого правила. Описание леса и живущих в нем существ, красоты "неистовой осенней пляски в багровых одеждах" [8: 229], поданной глазами ее лесного жителя, несчастного Карлика, - романтически приподнято и противопоставлено холодной искусственной красоте дворца. По-иному Оскар Уайльд рассматривает красоту в сказках «День рождения Инфанты» и «Счастливый Принц».
Центральной идеей сказок Оскара Уайльда является мысль о том, что жизнь уродлива, но прекрасна красивая ложь, и стоит только реальности вторгнуться в мечту, фантазию, сотворенную кем-то современную красоту, как все это гибнет» [4: 5-14]. С красивой иллюзией Уайльда связывают духовные идеалы, которые оказываются несовместимы с действительностью. К идеальной любви стремится Карлик («День рожденья Инфанты»), как и Соловей («Соловей и Роза»), но жизненная правда губит их самих. Однако действительность уничтожает только внешнее, некрасивую оболочку, чтобы обнажить перед миром свою удивительную непобедимую внутреннюю красоту. Богатство средств репрезентации концепта «красота» в сказочном творчестве Оскара Уайльда подтверждает его значимость для писателя. Но, несмотря на всю, подчас нарочитую, наивность в изображении жизни и постоянную подмену реальных конфликтов воображаемыми, критическое отношение писателя ко многим явлениям современной ему действительности, очень явственно звучащее в этих сказках, сразу определило их место в ряду произведений, противостоящих литературе викторианской Англии. В сказках мы находим экзотические описания Египта в рассказе Ласточки, испанского дворца и устроенного в нем праздника, суровых картин тяжкого труда бедняков. Тщательность и некоторая изысканность этих описания — вполне в стиле Оскара Уайльда. В то же время влияние декадентской манерности заставляет писателя то и дело уклоняться от лаконичности повествования и насыщать свой рассказ всевозможной экзотикой типа «розовых ибисов, длинной фалангой стоящих вдоль Нильского берега» или «черного, как черное дерево, царя лунных гор, поклоняющегося большому куску хрусталя». Особенно заметно стремление к излишней декоративности во втором сборнике сказок («Гранатовый домик»). Не может не поразить такая мельчайшая мелочь: сколько эстетической радости доставляло ему, например, созерцание драгоценных камней. «Он часто проводил целые дни, пересыпая из шкатулки в шкатулку оливково-зеленые хризобериллы, которые кажутся красными при сиянии лампы, кимофаны, прорезанные серебряной чертой, точно проволокой, фисташковые хризолиты, розово-красные и винно-желтые топазы; его пленяло красное золото солнечного камня, жемчужная белизна лунного камня» и т. д., и т. д., и т.д.
Изобразительные средства, к которым прибегает Уайльд, - это сравнения, метафоры, эпитеты, связанные, как правило, с цветами и минералами — недаром его именовали «минералогом и ботаником», ювелиром и цветоводом. Его минералы обработаны ювелиром, а цветы выращены в садах садовником. Эти сравнения обратные — Природа как бы подражает сделанным руками мастеров произведениям искусства, а не наоборот, как у других авторов. Красивее всех — Счастливый Принц, статуя, покрытая листовым золотом и украшенная драгоценными камнями: «High above the city, on a tall column, stood the statue of the Happy Prince. He was gilded all over with thin leaves of fine gold, for eyes he had two bright sapphires, and a large red ruby glowed on his sword hilt». Красив юноша-драматург, пишущий в убогой обстановке, на чердаке, прибежище поэтов: «His hair is brown and crisp, and his lip are red as a pome granate, and he has large and dreamy eyes». Красив Студент — он напомнил Соловьихе идеал, которой грезился ей, когда она слагала свои песни о любви: «Night after night have I sung of him, though I knew him not; night after night have I told his story to the stars and now I see him. His hair is dark as the hyacinth blossom, and his lips are red as the rose of his desire; but passion has made his face like pale ivory, and sorrow has set her seal upon his brow». Тщательно описаны туалеты героев, их порой изысканные наряды: пастуший наряд Молодого Короля становится царским облачением: «The dead staff blossomed, and bare lilies that were whiter than pearls. The dry thorn blossomed, and bare roses that were redder than rubies. Whiter than fine pearls were the lilies, and their stems were of bright silver. Redder than male rubies were the roses, and their leaves were of beaten gold». Морская Дева и Звездный Мальчик, Королевский сын и его невеста, Молодой Король и Инфанта — все описаны с ног до головы в живописном стиле Оскара Уайльда. В этом стиле, как было сказано выше, значительную и преобладающую роль играют золото и драгоценные камни, а также цветы. У Студента /«Соловей и Роза»/ волосы как темный гиацинт, губы как розы, цвет лица подобен слоновой кости; у Инфанты волосы как венчик из поблекшего золота, у Принца /«Замечательная Ракета»/ глаза как фиалки, волосы из чистого золота, его невеста сначала бледна как белая роза, а затем, раскрасневшись, она становится похожа на алую розу: у Сирены, Морской Девы «каждый отдельный волосок был как тонкая нить из золота, опущенная в хрустальный кубок». Звездный Мальчик бел и нежен лицом как слоновая кость, кудри его как завитки златоцвета, губы как лепестки алой розы, глаза как фиалки, он строен как цветок. Над ними всеми царствует Счастливый Принц, покрытый золотом, с рубином в рукоятке шпаги и с глазами, сделанными из сапфиров.
Лексический ряд в сказках определен единой системой и повторяющими словами: «gold», «rose», «ivory», «nidets», «ruby», «sapphire», «silver», «hyacinth». Это набор из металлов здесь серебро и золото, из тканей — шелк, атлас и бархат, из минералов — ограненные камни — рубин, сапфир, бриллиант. Это искусственная по сущности симфония цветов и драгоценностей. Даже живая природа представлена набором цветов и деревьев, они всегда одни и те же. Синтаксис сказок, их язык, интонация — просты и выразительны. Уайльд не прибегает к длинным периодам или перегруженным фразам, язык прост и точен, но при этом лексически богат, несмотря на повторяющиеся сравнения и эпитеты. Богатая лексика и идиомы, слова — повторы, точно и грациозно построенная фраза делают сказки классическим образцом английской прозы. Интонация сказок поражает разнообразием и гибкостью: мягкий лиризм и ирония, сентиментальная умиленность и сарказм. Патетика и сдержанность меняются в зависимости от предмета повествования. Декоративный стиль. Если сюжет и основная идея сказки Уайльд лежат в традиционном подходе к изображению действительности в мировой сказочной традиции, то их стиль отличается оригинальностью и присущ, лишь Оскару Уайльду. Важной чертой искусства Оскара Уайльда была с самого начало сильное тяготение к декоративной стороне искусства, которая возникла, несомненно, под влиянием идей его любимого художника Рескина. Оскар Уайльд всегда интересовался прикладной стороной искусства, которую проповедовали прерафаэлиты, выпускавшие обои для квартир и предметы утвари, в которых была, по их мнению, воплощена вечная Красота. Уайльда был близок к этой эстетике быта. Он читал лекции «Об украшении жилищи», «ценность искусства в домашнем быту», посвящал газетные статьи эстетике одежды и сам изобретал диковинные костюмы для себя и других. То же звучит и на страницах его единственного романа «Портрет Дориана Грея» - там описан интерьер дома героя, его туалеты и быт. Уайльд назвал свой роман «эссе о декоративном искусстве». Из предметов изображения и способов их описания и родился его особый «декоративный стиль».
Стилевое своеобразие сказки «Преданный друг» В одной из лучших, самых трогательных и печальных сказок, в любимой сказке автора «Преданном друге» - писатель поднимает до подлинно сатирического обнажения алчной и лицемерной морали собственника. Она рассказывает о жадном, черством и жестоким Мельнике — богаче, который долгое время эксплуатировал и обирал своего бедного соседа, скромного и доброго огородника по имени маленький Ганс, демагогически и лицемерно объявляя себя его другом. В этой сказке особенно ярко проявляется свойственная Уайльду ирония, - настолько сильно и последовательно, что эта сказка ближе всего к комическому восприятию реальности, в духе сатиры, что не исключает и трогательно-драматической эмоциональной оценки. «Преданный друг» - это конечно злая ирония, ибо Мельник использует без всякого зазрения совести это звание в своих низких и корыстных целях. Все свои подлые и низкие деяния Мельник маскирует под высокие и благородные по намерениям поступки. Он оставляет своего «друга» мерзнуть и голодать зимой в одиночестве, объясняя это тем. Что не хочет докучать ему в тяжелое для того время и вызывать в нем зависть к зажиточному дому семьи Мельника. Он отбирает у «друга» все скромные дары его огорода — цветы и овощи, лишая того заработка, а взамен демагогически повторяет обещание подарить ему свою старую сломанную тачку. И наконец, он становится причиной смерти своего «друга». Послав его за доктором для своего заболевшего сынишки и из жадности не дав ему фонаря. Маленький Ганс тонет в глубокий промоине в дожди и бурю, а Мельник столь же демагогически разглагольствует на его похоронах об их преданной дружбе.
У бедного Ганса было доброе сердце, красивая душа, и потому и был обаятелен в своей наивности. А жестокий Мельник при своем богатстве, в сущности, хотя говорил такие красивые слова о дружбе, тоже не понимал что такое настоящая дружба. Однако Ганс, так поверил своему другу, воспринял его слова о дружбе с полной серьезностью. Это несоответствие естественного восприятия и лживости условных манер в конце и губит бедного садовника. В наивных откровениях бедного Ганса, когда он, записывал, в тетрадочку и перечитывал, по ночам была, сокрыта проблема бедности и богатства, открытости и условности, искренности и ненавидимой Уайльдом лжи. Правомерен вопрос: какова роль в этой сказке дружбы? Выполняет ли оно функцию восстановления пусть горькой, но истины, либо роль его зловеща, ибо оно грубо срывает покров с человеческой невинности, неведенья, чистоты, не давая ничего взамен. В данном случае дружба как отображение неприкрытой натуралистической действительности, состоит искусным миром добра, красоты, справедливости, верности и счастья. Сам Ганс гордился, что у него такой преданный друг как Мельник и дорожил своей дружбой. В этом случае Уайльд апеллирует к своей эстетской теории красоты и лжи в искусстве. Вспомним его слова о том, что «искусство, скорее покрывало, чем зеркало» и что подлинное искусство основано на лжи.
В обсуждаемой сказки Мельник хочет каждый день получать от Ганса как можно большую выгоду; Ганс — работает в своем саду и на деньги, вырученные от продажи цветов, выкупить заложенные им зимой вещи. Таким образом: Гансу необходимо было первое: научиться отказывать Мельнику в его просьбах (так как только в этом случае он сможет выжить); второе: Мельнику необходимо научиться видеть в Гансе равного себе человека (так как только в этом случае он сможет преодолеть свою страсть к обиранию и эксплуатации добродушного Ганса). В сказке продемонстрировано, что Мельник и Ганс сами не в состоянии перестроить свои привычные отношения, а наиболее показательным является случай, когда Мельнику срочно требуется доктор: «Милый Ганс! У меня большая беда. Мой сынишка упал с лестницы и расшибся, и я иду за Доктором. Но Доктор живет так далеко, а ночь такая непогожая, что мне подумалось: не лучше ли тебе сходить за Доктором вместо меня. Я ведь собираюсь подарить тебе тачку, и ты, по справедливости, должен отплатить мне услугой за услугу». [1] Гансу требуется фонарь: «Ну конечно! Это такая честь, что вы пришли прямо ко мне! Я сейчас же побегу за Доктором. Только одолжите мне фонарь. На дворе очень темно, и я боюсь свалиться в канаву». Ситуация парадоксальна: Мельник не дает фонаря Гансу: «Я бы с удовольствием дал, но фонарь у меня новый, и вдруг с ним что-нибудь случится?», Ганс соглашается идти за доктором без фонаря «Ну ничего, обойдусь и без фонаря!». [1] При этом оба понимают, что без фонаря невозможно справиться с «большой бедой». В итоге, несмотря на страшную бурю и темень Ганс дошел до Доктора и тот на лошади отправился к Мельнику. Однако, возвращаясь, домой без фонаря, Ганс утонул. После смерти Ганса Мельник стал, еще более скупым придя, с похорон Ганса Мельник говорит: «Я ведь уже, можно считать, подарил ему свою тачку и теперь ума не приложу, что мне с ней делать: дома она только место занимает, а продать — так ничего не дадут, до того она изломана. Впредь буду осмотрительнее. Теперь у меня никто ничего не получит. Щедрость всегда человеку во вред». [1] Жестокость Мельника отвратительна и заставляет забыть нам, что между ними была какая-то дружба. Своеобразие этой сказки проявляется также в плане ее поэтики. В отличие от счастливого конца иных сказок или, по крайней мере, двойственности концовки, последняя фраза Мельника лишает читателя всякой надежды на ее позитивную трансформацию и победу в душе Мельника. Таким образом, проявленное Гансом мужество не вызвало положительного отношения, что после указанного подвига Ганса, Мельник, ради которого этот подвиг совершался, стал не лучше, а хуже. Этот тон вполне соответствует и предмету повествования — двумя людьми, поставленными по разные стороны социальной лестницы и наделенных совершенно противоположными духовными и физическими качествами. Проблема между Мельником и Гансом, таким образом, кроется сразу в трех плоскостях: социальном (Мельник — богатый, расчетливый; Ганс — бедняк), физическом (Мельник — сильный, но ленивый, а Ганс — слабый, но трудолюбивый) и в духовном (Мельник — черствый, бессердечный, жадный, а Ганс — наивный, добродушный, безотказный).
Противопоставляются в сказке также естественный мир бедных — и искусственный мир богатых. Для Уайльда жизнь богатых — это общество эгоистов и себялюбцев. Нравственная проблематика, превалирующая в сказке, сквозной пафос доброты, милосердия, сострадания, достигает своего предельного трагического воплощения. Зимой, когда Ганс терпел холод и частенько ложился в постель без ужина, Мельник никогда не навещал своего друга. Сидя в теплом доме после ужина возле камина Мельник говорил жене: «Когда человеку приходится туго, его лучше оставить в покое» и не звал к себе. Когда младший сын хотел поделится своим ужином с Гансом и хотел показать ему своих белых кроликов, Мельник так рассердился на сына и сказал: «На свете нет ничего хуже зависти, она любого испортит. Я ему друг и всегда буду следить, чтобы он не подвергался соблазнам». [1] В сказке о «Преданном друге», у которого один был правдивый друг, а другой притворщик и лжец. Один был предан на деле, а другой только на словах. Один неискренне, но поэтически рассказывал о дружбе, только рассказывал, а другой всей душой этой дружбе служил и даже жизнь отдал за друга, И что же! Для сердца человеческого, оказывается, были нужнее не дела, а слова, поэтическое притворство, сладостная легенда дружбы, не лик, а личина, и если один отдал другому свою жизнь, так именно за эту личину, за эту легенду, за лживые и сладкие слова. В истории бедного садовника Маленького Ганса, который погиб из-за черствости и алчности богатого мельника, выдававшего, себя за его преданного друга сказку обрамляет дополнительный сюжет: она рассказана птичкой Коноплянкой ее знакомым Водяной Крысе и Утке. Водяная Крыса: «Любовь конечно вещь хорошая, но дружба куда возвышеннее… Преданный друг должен быть мне предан», тогда Коноплянка завела разговор об истинной и ложной Дружбе. Ее рассказ — это аргумент в их дискуссии, это и одна из историй этого края, которой не перестают говорить. Убийственная сатирическая ирония этой сказки совершенно беспощадно, беспощадно по тону и силе осуждения. Водяная Крыса не поняла истории и ушла к себе. «Боюсь, она на меня обиделась, - сказала Коноплянка. - … я рассказала ей историю с моралью». Добавим, что, на наш взгляд, мораль обсуждаемой сказки, о которой Коноплянка упоминает в разговорах с Водяной Крысой и мамой-Уткой, заключается в следующем: «Если из двух людей один не умеет отказать другому, то первый может превратить второго в монстра».
Историю маленького труженика Ганса, ограбленного и погубленного богатым и жестоким Мельником, лицемерно именующим себя его преданным другом, Уайльд возводит до высоты символического обобщения. Действительно, невозможно без слез читать грустную историю Маленького Ганса, беззаботно жившего в скромной избушке, копавшегося день-деньской среди роз, крокусов и фиалок и улыбавшегося солнцу. С точки зрения автора, эта красивая, но грустная сказка идеальна для помощи в складывании определенной системы ценностей ребенка. Ее мораль слишком очевидна. В детском сознании моментально фиксируется трудолюбие, отзывчивость и доброе сердце Маленького Ганса, лживый и ленивый Мельник, который погубил несчастную Крошку. Уайльд тонко и в то же время настойчиво разоблачает лицемерие и красивую ложь, прикрывающие черствость и холодность души. Писатель видит красоту в преданном и самоотверженном Гансе. Но за красотой, по мысли Уайльда, всегда скрывается трагическое. В сказке изображена трагедия доверчивого человека, не осознающего зла, царящего в мире, где благоденствуют богачи. Оскар Уайльд настолько ясно вырисовывает положительного и отрицательного героя, что ребенку лишь остается запомнить поступки того и другого и сделать вывод, что не представляется трудным, в отличие от таких сказок, относительно сложных для детского понимания, как «День рождения Инфанты» или «Соловей и роза». Сказки Уайльда осуждают богатых и вообще пристрастие к материальным благам. Они утверждают красоту добрых поступков, человеколюбие, сочувствие страждущим и, как высшую ценность в человеке, показывают проявление душевности.
2015– © «Оскар Уайльд»